— У меня хуже, Володя. Я даже и плакать больше не могу. Я — как твои ноги: парализована, мертва. Но твои ноги не безнадежны, я — безнадежна, я не оживу… Ты не видел того, что было в Плоштине, вы ушли. Но я видела все. Я боялась выйти из укрытия и крикнуть: «Я здесь, и я с ними!» Я боялась сделать то, что сделал Карол. А теперь что, Володя? Что теперь?
Она поднялась.
— Пойду…
— Если ты теперь уйдешь, Марта, лучше бы уж тебе было не приходить…
— Мне нужно было прийти, Володя. Я должна тебе кое-что сказать — я знаю, чем для тебя была Плоштина. Остальные опьянены властью, у них иные заботы. Мне некому больше сказать — только тебе. Имя этого немца — Энгельхен.
— Не может быть…
Не может быть, чтобы у этого немца было такое имя! Этого не может быть!
— Его имя — Энгельхен, это точно, я специально рылась в архивах, расспрашивала пленных — его зовут Энгельхен, это точно. Он скрипач из Клингенталя, если название этого города что-то говорит тебе. В этом городе делают музыкальные инструменты.
— А Скорцени, Марта?
— Ну, этого ищут специальные органы четырех армий. Он-то не уйдет.
— Если ты пришла только затем, чтобы сказать мне это, Марта… Знай: Энгельхен тоже не уйдет.
— Знаю, Володя. Поэтому я и пришла. Только будь осторожен — американцы какие-то чудные…
Она подошла к дверям.
— Ты даже не поцелуешь меня, Марта?
Ее лицо было равнодушно.
— Ну, если это имеет для тебя значение…
Она вернулась, наклонилась ко мне… Вот теперь я должен был прижать ее к себе и не отпускать, пока она не задохнется, пока не пообещает остаться… Нет, я не сделал этого, ее губы были тоже не такие, как прежде, — они были холодные, мертвые. Нет, в ней нет больше ничего, по крайней мере для меня. Она поняла, чтό во мне происходит.
— Ну вот, Володя… видишь, — простонала она, вся дрожа. Потом выпрямилась и твердыми шагами направилась к двери.
— Прощай, Володя…
— Прощай, Марта…
Уехала. В Канаду.
Мне было грустно, так грустно, что я заплакал…
Элишка, растерянная, заглянула в палату.
— Вам ничего не нужно?
— Нет, ничего не нужно. Ничего.
— У вас были гости…
— Да…
— Говорят, рыжие женщины — страстные…
— Элишка!
— Она очень элегантна… Шикарная женщина…
— Элишка, прошу вас, уходите… очень вас прошу…
Она подошла к дверям. В глазах ее были злые слезы. Все перепуталось.
По какому праву они лезут в мою жизнь, в святая святых моей жизни? Что надо Элишке? Почему она не оставит меня в покое? Почему нерешительно стоит в дверях, чего еще ждет, чего хочет от меня? Отчего не идет ко всем чертям?
