Через три дня они подъехали к крепости у моря и укрылись в роще. Дальше Мирддин пошел сам, чтобы взглянуть на крепость, в которую хотел проникнуть Утер, и стал готовиться к созданию высочайшей иллюзии.
Ночь была необычайно холодной для конца Вельтейна. С моря дул резкий ветер. Даже сквозь толстые стены крепости Мирддин слышал удары волн. Сам он мучился от насморка и не чувствовал уверенности в своих силах.
Утер и его люди спали в укрытии. Никаких трудов не составляло подмешать порошок сонной травы в бутыль с вересковым медом: резкий вкус напитка отбивал привкус зелья. Использовав мастерство, которое дало ему Зеркало, Мирддин загипнотизировал Утера.
И вот он уже шел по переходам крепости.
Ему дважды пришлось прибегать к искажающим полям, чтобы остаться невидимым.
Сказывалось напряжение.
Перед входом он остановился, напрягся и стал создавать иллюзию.
Когда все было сделано, он перевел дыхание и двинулся дальше. Храбро отдернув занавес, он вошел. Если его действия верны, женщина увидит сейчас своего мужа, который неожиданно вернулся.
В ладони Мирддина была зажата пилюля — сонный порошок. Когда он даст ей этого зелья, его задача будет выполнена.
Лампа старинного римского образца горела у кровати, сделанной в виде богато украшенного ящика со снимающейся крышкой.
На кровати никого не было. Женщина стояла у окна, глядя на штормовое море.
На ее плечи был наброшен плащ. Услышав шаги, она быстро обернулась.
Испуганное выражение сразу исчезло.
Она неуверенно улыбнулась, на ее лице было удивление.
— Милорд? Ты здесь?
Мирддин облегченно вздохнул. Гипноз удался. Женщина видела герцога Глориса.
— Где же еще мне быть? — спросил он. — Прекрасная леди, эта ночь не для войны.
Она отошла от окна, опустив край плаща.
Теперь он видел, что она действительно создана для любви, хотя сам смотрел на нее без тени смущения, какое ощутил, увидев впервые Нимье. Герцогиня Игрена была действительно прекрасна, но это была красота римской богини. Она смотрела на него, слегка улыбаясь, и он почувствовал, что в некотором смысле она правила старым лордом так же безраздельно, как Утер Британией.
«Кончай эту игру», — умоляло что-то внутри Мирддина. В этой комнате, пахнущей женщиной и жизнью, совершенно незнакомой ему, он был так неуверен в себе, как олень, заподозривший западню. Рука его двинулась к столику, на котором стояла высокая стеклянная бутылка, привезенная из-за моря, и два прекрасных кубка.
— Ночь холодна, — сказал он. — Я хочу согреться вином.
