Хотя семья Бисмарка уже в течение трех месяцев находилась в Шёнхаузене, она не видела его с середины мая. Только из прессы Иоганна узнала, что ее муж выдвинулся на авансцену политической жизни. Наутро она получила от него письмо, в котором он предложил ей приехать в Берлин. Бисмарку повезло, что жена была готова спокойно терпеть утомительное однообразие домашней жизни. Иоганна приняла известие о том, что Пруссия будет иметь кабинет во главе с Бисмарком, с присущей ей невозмутимой покорностью.
Общество проявило к этому назначению больший интерес, хотя в целом оно было встречено весьма прохладно как в самой Пруссии, так и за ее пределами. Бисмарк понимал, что находится в изоляции. Гарантии, данные им королю в Бабельсберге, по сути лишили его возможности политического маневра. В Берлине он мог рассчитывать на поддержку Роона и его друзей, хотя знал, что даже эта поддержка находится под угрозой из-за интриг других военных чинов.
Однако депутаты отказались принять бюджет, предложенный кабинетом Бисмарка, если из него не будут убраны расходы на армию. Бисмарку оставался единственный ход. Он принял бюджет с включенными в него расходами на армию на заседании верхней палаты и заявил, что так как обе палаты не могут прийти к общему решению, то обязанность короля — залатать «эту прореху в конституции», дав свое личное разрешение на использование средств. 13 октября Бисмарк пришел в ландтаг и от имени короля объявил его временно распущенным. Когда через три месяца депутаты собрались снова, Бисмарк твердо стоял на своем. 27 января 1863 г. он заявил: «…прусская монархия еще не до конца исполнила свое предназначение и еще не готова предстать в качестве некоего украшения на вашем конституционном полотнище или же превратиться в иссохшую руку в механизме парламентского правительства».
Палата выразила недоверие кабинету и снова была распущена. В стране началось сильнейшее волнение. Кронпринц, враждебно относившийся к Бисмарку, резко выступал против его политики. Интриги министра внутренних дел Ойленбурга не помешали избирателям опять послать в палату либеральных депутатов, и сессии 1863 и 1864 гг. отличались особенно бурным характером.
Умело ведя политическую игру, Бисмарк захватил в свои руки инициативу в деле национального объединения страны. «Не прусский либерализм, а мощь Пруссии — вот на что смотрит Германия, — заявил он спустя несколько дней после своего назначения. — Великие вопросы времени решаются не речами и решениями, принятыми большинством голосов, — в этом и была главная ошибка 1848 г., — а железом и кровью». Либеральное движение Пруссии восприняло эти слова как вызов.
