Махнув рукой, тетя Зина передохнула и зачастила снова:
– Света белого не вижу теперь, не передать, как боюсь! Убьет же, изверг! Убьет!.. Не спрячешься от такого, один выход – Уржум, каждый день на счету… Олег не знает, что Тугарин на свободе, думает – блажь у меня за месяц до родов срываться, но и ему давно на родину охота, готов ехать хоть завтра, а где деньги взять? Семья большая у нас, домик снимаем втридорога, на житье не хватает, не то что на дорогу…
В конце длинной скороговорки она шумно втянула носом воздух, помедлила и, глянув на Изочку, улыбнулась:
– Дочка? Ишь, синеглазка какая. Твои глаза… А так – на Хаима смахивает, чернявая. Муж-то чем сейчас занимается?
– Его… он… – ресницы Марии задрожали часто-часто.
– Умер? – сообразила женщина, и распаренное то ли от жары, то ли от волнения лицо ее искренне опечалилось. – Вот жаль-то…
– Несчастный случай на заводе…
– Хороший был мужик, есть о ком плакать… Любил тебя…
Они замолчали. Изочка внезапно почувствовала, как в тягостной паузе между ними растет, закипая горячим воздухом недосказанности, ток странного напряжения.
– Зина, простите, я видела в вашей руке…
Застывшее на лице женщины сочувствие тотчас смазалось, глаза прищурились с непотаенной злостью:
– Высмотрела… Отобрать хочешь?!
Изочка удивилась злобному преображению женщины, но больше удивило прерывистое, с отчетливыми слезами в голосе, бормотание Марии:
– Что вы, Зина… Что вы… Я просто посмотреть… Это был когда-то подарок очень хорошего человека…
– Зачем же ты поменяла свой подарок? Тугарин неплохо дал за него по тому времени… По тем условиям на мысе. Купи, если можешь, только я дорого ценю. Тебе ли не знать – редкий янтарь. Наверно, один такой в мире, и цена ему куда выше моей. А для меня этот камешек – единственный способ дернуть отсюда. Ребенка спасти, кровиночку мою, еще не рожденную… Ты сама мать, понять должна… Терять Тугарину сейчас нечего, зарежет, как пить дать! И Олега заодно. У самого-то дети не получались, впустую мечтал о наследнике… По старому адресу страшные письма получала я от него из тюрьмы…
– Василию не показывали? Милиционер все-таки…
– Говорила, но ничего подозрительного в письмах не было. Тугарин же, дьявол головоломный, умеет так слова подобрать-повернуть, что не придерешься. Самой-то все ясно, а не докажешь, какая в них смерть… Ну что, купишь кулон?
– Не могу, нет денег, – виновато сказала Мария, – а вот посмотреть… В последний раз, если позволишь.
