Морлак пожал плечами, но ничего не возразил.
– Вы прибыли сюда пятнадцатого июня. Остановились у вдовы, которая сдает комнаты. Вели себя очень тихо. Вы даже не заехали к вашему зятю, который теперь заправляет вашей семейной фермой.
– Я его недолюбливаю, и он платит мне тем же. Он лодырь и нечист на руку.
– Я вас не осуждаю. Таковы факты. Зато вы часто отправлялись повидать своего сына.
Удар был нанесен неожиданно, и Морлак не сумел скрыть удивления.
– Вы украдкой наблюдали за ним. Однажды вы заговорили с ним, и мальчик испугался. Позже вы все же вернулись, но вели себя уже более благоразумно.
– Ну и что? Это не преступление.
– А кто говорит о преступлении? Повторяю, я вас не осуждаю. Я пытаюсь понять.
– Да что тут понимать? Это мой сын, мне хотелось его видеть, и все тут.
– Разумеется. Но отчего бы не повидать его мать?
– Тут все непросто.
– Отлично сказано! Видите ли, Морлак, вы умный человек, но боюсь, что в данном случае, как и во многих других, вы сами себя обманываете.
Лантье поднялся со стула и распахнул окно. Решетки на нем не было, и стоявший снаружи Дюжё подошел поближе, чтобы посмотреть, что происходит. Следователь знаком велел ему отойти и оперся на подоконник, оглядывая площадь. Вильгельм, сидевший на прежнем месте, встал на задние лапы.
– Вы весьма несправедливы к этому бедному псу, – задумчиво произнес Лантье. – Вы сердитесь на него за его верность. Утверждаете, что это свойство неразумного животного. Но оно присуще всем нам, и вам первому. – Он повернулся к Морлаку. – На самом деле, вы очень высоко цените это качество, а потому и не простили Валентине недостаток верности. Вы самый верный человек из всех, кого я знаю. Доказательство: вы не отказались от своей любви. Вы ведь вернулись сюда из-за нее, так?
Морлак пожал плечами, не поднимая глаз.
– Мне кажется, что истинное отличие человека от животного, – продолжал следователь, – вовсе не верность. Это другое, наиболее человеческое качество, которое является и человеческим недостатком. Оно вам присуще.
– Какое?
– Гордость.
Лантье попал в точку, и сломленный приведенными доказательствами бывший солдат утратил уверенность.
– Вы предпочли наказать ее и себя самого, устроив у нее на глазах сцену с мнимым бунтом, вместо того чтобы поговорить с ней и узнать правду.
– Это был не мнимый бунт.
– Во всяком случае, это была акция, рассчитанная на нее. Вы ведь обращались именно к ней.
Морлак хотел было возразить, но поскольку Лантье упомянул о гордости, то ограничился нейтральным замечанием:
