Красный ошейник | страница 32
– Я каждый день бывал в тюрьме. С допросом подследственного практически закончено.
Жандарм воспринял это заявление как упрек.
– Простите меня, – сказал он.
Но Лантье заверил жандарма в том, что его отсутствие не причинило ни малейшего ущерба.
– Вы знали этого Морлака прежде, до происшествия? – спросил он.
– Шапочно, как и все остальные. – И Габар с хитрым видом добавил: – Странный тип.
– Почему странный?
– Не знаю, как объяснить, господин следователь. Этот парень здесь редко показывался. У него не было ни друзей, ни семьи. Когда он вернулся с фронта, мэр устроил праздник для ветеранов. Он явился и весь вечер пил, забившись в угол, а потом ушел, ни с кем не простившись. Секретарь мэрии уверял, что Морлак стибрил серебряные столовые приборы. Мы не решились обыскать его. В конце концов отказались от этой мысли, учитывая его фронтовые заслуги. Но он это сделал почти в открытую, будто нарывался на скандал.
– Вы знакомы с Валентиной, матерью его сына?
– А, вам и это уже известно.
Габар слегка расслабился. Он допил пиво, и следователь знаком велел официанту принести еще бокал.
– Ну, тут совсем другое дело. Это было у нас на глазах.
– Мне казалось, что в городе она не показывается. Я сходил к ней. Она живет практически на краю леса.
– Да, она-то никуда не выходит, но есть люди, которые ее навещают.
– Что за люди?
Жандарм наклонился к Лантье и с подозрением огляделся вокруг.
– Рабочие, – глухо выдавил он. – Разные беглецы. Она считает, что об этом никто не знает. Но это мы нарочно, чтобы их не спугнуть. На самом деле мы следим за ними, и когда они оттуда уходят, мы их хватаем.
Он хитро усмехнулся с видом браконьера, рассказывающего, где расставлены капканы.
– Вы знаете ее семью? – спросил жандарм, уверенный в реакции собеседника.
Как и предполагал Габар, Лантье удивился.
– Мне казалось, что у нее никого не осталось. Всех скосила болезнь. Она сама мне сказала об этом.
– Может, они и мертвы, но они жили, – заметил Габар, гордый своим логическим умозаключением.
– Хотелось бы верить. Так что?
– Стало быть, она вам не сказала, кто был ее отец.
– Нет.
– Хвастаться тут нечем. Видите ли, ее отец немецкий еврей, из окружения Розы Люксембург[11], ну, которую убили прошлой зимой в Берлине. Он был членом рабочего Интернационала. Оголтелый агитатор-пацифист. Он был арестован и умер в тюрьме в Анжере. Кажется, он болел туберкулезом.
– А ее мать?
– Она родом из здешних мест. Родители отправили ее в Париж учиться шитью в каком-то крупном модном доме. Там-то она и повстречала этого эмигранта. Она в него втрескалась, и они поженились. А ведь девушка из хорошей семьи, ее родня – торговцы скотом, у них были земли в наших краях. Ей-то досталась малая часть, а основное отошло ее братьям. К счастью для нее, наследство делили уже после смерти ее мужа, а то он бы настоял, чтобы она все продала, а деньги отдала соратникам по борьбе.