Слоняясь в свободное время по городу, Нат сумел подыскать пригодное для жилья помещение на верхнем этаже пустующего здания — запущенного, но еще вполне надежного. Он приложил к дверям свою печать, обозначив тем самым, что это место является его личным убежищем. В душе он рассчитывал, что за последующие пять лет сумеет как следует обустроиться на холме. Гун, со своей стороны, перенес собственные пожитки в небольшой домик у самого берега. Таким образом, когда срок их службы выйдет, они оба уже не будут бездомными бродягами. Ната это бесконечно радовало.
Но однажды вечером, когда Нат брел по переулкам рыбачьего квартала, петляя среди торфяных хижин, где чадили заправленные ящериным жиром тусклые лампы, ему на губы вдруг легла чья-то чумазая ладонь.
— Т-с-с! Ничего не говори. Иди за мной.
Это была Сигрид.
На этот раз она вырядилась в засаленную монашескую рясу из грубой холстины, капюшон которой полностью скрывал ее светлые волосы. Нат обратил внимание, что ходит она, сильно ссутулившись, как старуха.
— Сигрид, — удивился он, — кого ты изображаешь?
— Замолчи, не произноси моего имени, — одернула она его с раздражением. — Шпионы Гуна повсюду. Так и ходят за мной… Отец выставил меня из дома. Отрекся от меня, чтобы не навлекать на себя гнев Ползунов.
Нат вытаращил глаза. Неужели Сигрид говорила правду? Или, по обыкновению, нагнетала страсти?
Решив, что расспрашивать ее сейчас бесполезно, он двинулся за ней следом. Примерно четверть часа они кружили по улицам, чтобы избавиться от предполагаемой слежки. Местами стены домов, выщербленные свирепыми ливнями, сближались так сильно, что юноша задевал их плечами. Наконец Сигрид остановилась перед входом в подземелье; широкие каменные ступени уходили вниз, в темноту.
У Ната скрутило желудок. Да, он знал это место… и оно ему не нравилось. Мальчишки Алмоа издавна использовали его для проведения своего рода обряда инициации. В памяти тут же всплыли заезженные слова, которые ему часто приходилось слышать в детстве: «Ну, кому хватит пороху войти туда и продержаться пять минут? Кому?» Как и всем прочим, ему тоже пришлось пройти через данное испытание, и воспоминания об этом у него остались самые поганые.
Туннель извивался под холмом и приводил в подвалы замка, от которого в нынешние времена остались только жалкие развалины.
Эти мрачные склепы в прошлом были камерами пыток, где орудовали палачи, служившие правителю Сольтерры. С тех пор там остались всякие варварские приспособления, утыканные стальными гвоздями и увитые цепями, которые теперь тихо ржавели в темноте. В городе говорили, что этот каменный мешок населен призраками несчастных, замученных пытками, которые теперь бродят по подземельям, терзаясь жаждой мести и подстерегая тех неосторожных, кому хватит глупости забраться в это проклятое место.
