«Если не случится бури, — твердил себе Нат, — бояться совершенно нечего. Трещины возникают тогда, когда жидкая грязь начинает волноваться под глиняной коркой. Но сегодня погода будет хорошая… Так сказал Гун, а Гун никогда не ошибается. Значит, причин для беспокойства нет».
Туман вокруг одинокого пешехода начинал постепенно уплотняться. На грязевых равнинах это было довольно распространенное явление. Поначалу газообразная, мгла превращалась в густую известковую занавесь с такими плотными завитками, что их приходилось раскалывать, чтобы продолжать двигаться вперед. Теперь Нат прокладывал себе путь с помощью ледоруба. Полотнище затвердевшего тумана обрушивалось со стеклянным звоном, засыпая осколками голову и плечи юноши. К счастью, полупрозрачная масса спеклась еще не настолько сильно, чтобы он мог пораниться, и ее черепки с хрустом крошились под подошвами его башмаков. Главное правило заключалось в том, чтобы постоянно продолжать двигаться. Если бы Нат остановился хоть на минуту, это стало бы его последней ошибкой: мягко ложась на плечи, туман постепенно окутал бы его сплошным панцирем, который со временем становился бы только толще и прочнее. Об этой опасности знал любой, кому случалось ночевать на равнине. Устраиваясь на ночлег, путешественники обязательно клали ледоруб под рукой, на тот случай, если поутру они проснутся замурованными в своей палатке, вокруг которой за ночь нарос слой камня. Многие бедолаги погибли из-за своей беспечности, улегшись под открытым небом в одном только спальном мешке. Незаметно подкрадываясь, туман заключал их в непроницаемый каменный саркофаг, в котором несчастные бились и кричали до тех пор, пока у них не заканчивался воздух. Нат научился с опаской относиться ко всему, что хотя бы отдаленно напоминало водяные пары. Здесь, на Алмоа, туман мог затвердеть в считаные минуты, приобретая прочность кирпичной кладки. И горе было тому, кто не сумел вовремя предугадать опасность.
Юноша ускорил шаг, торопясь как можно скорее выйти из гнетущей белесой мглы. Мерно взмахивая ледорубом, он не без труда пробивался сквозь пока еще хрупкие нагромождения тумана, то и дело кашляя от тонкой стеклянной пыли. Иногда ему казалось, что он крушит гипсовую стену.
С некоторых пор его стала одолевать неясная тревога, и он с некоторым стыдом понял, что поддается тем самым суеверным страхам, над которыми сам бы посмеялся, имей он под ногами твердую сушу. Теперь же в голове у него неотступно вертелись мысли о демонах, которые, по рассказам путешественников, зарождались в тумане. Их застывающие стеклянные когти без труда превращали человеческое тело в гору кровавого мяса. И сколько бы Нат ни убеждал сам себя, что это все небылицы, в клубах тумана ему мерещились уродливые, хохочущие хари, которые расплывались при его приближении и снова появлялись чуть дальше, дразня и издеваясь.
