Мы понесли носилки, втолкнули в машину.
— Постойте секунду, Петр Васильевич, — сказал я шоферу, вводя девочке противошоковую смесь.
Потом, высунувшись из машины, узнал фамилию и имя девочки, и мы помчались.
В перевязочной хирургического отделения нас уже ждали дежурный хирург и реаниматолог.
— Значит, так, — сказал реаниматолог, осмотрев девочку. — Ожоги обширные, с пузырями, но без черноты. Мы их сейчас обработаем, наладим капельницу, и вы отвезете девочку в ожоговый центр. И будем считать, что вы нам ее и не привозили.
— Понял! — сказал я.
Да и чего ж тут непонятного в наших несложных хитростях.
Девочку с такими ожогами я должен привезти в ближайшую больницу, то есть как раз к нам. А отделение должно сговариваться с ожоговым центром, и те будут решать, брать девочку или не брать. Могут велеть несколько дней подождать и посоветуют, как лечить девочку, а к себе возьмут уже на восстановление. У меня же обязаны взять сразу.
— Все равно мы будем капать эту вот жидкость. Так пусть льется в машине. На полтора часа хватит.
Я согласился.
— Годится! — удовлетворенно сказал реаниматолог, ловко введя иглу в подключичную вену.
Реаниматолог сух, молод, законно считается хорошим специалистом. К тому же с хорошим профессиональным нюхом (интуиция — половина нашего дела), общее мнение таково, что ему не было бы цены, если бы не маленький недостаток — любит иной раз выпить. Правда, выпивает в свободное от дежурств время, но побаловать себя пивком может и на дежурстве.
Вот и сейчас, по всему судя, ему было тяжело после вчерашнего: погасший взор и красные глаза. Но профессионал — руки проворные и не дрожат.
Год назад у нас с ним была стычка. Я привез больного с тяжелой черепной травмой. Всем было ясно, что больной не жилец: у него помаленьку просачивался мозг. Но порядок есть порядок, не я же устанавливал, что за чужую жизнь следует бороться до последнего, даже когда надежд нет вовсе.
И положено было вызвать нейрохирурга, чтоб тот начал операцию (ну, там, освободить сжатый костными обломками мозг, прочее). Положено так.
А через два часа я снова кого-то привез на травму, а мужчина с битым черепом как лежал в перевязочной, так и лежит. Уже и дыхание захлестывается.
— А вы чего? — спросил я реаниматолога.
— А бесполезно, — и молодой этот человек махнул рукой в сторону больного.
И это было понятно: операция, которая длится часа три, бесполезна, и чего лишнее суетиться, если больной не жилец. Да и кому же это нужна лишняя послеоперационная смертность.
