Нина Ивановна решительно ответила:
— Не скорее, чем отличат наш жюльен от дичи.
— Да, дичь!.. — вздохнул академик и добавил: — Да нет, я не против любого наряда. Тем более что самому–то мне нравится.
Но ни Анисимов, ни Окунева не могли предположить, что вслед за этим произойдет.
Еще звякали на столе приборы, когда в зал вошел, потирая с мороза руки, замминистра рыбной промышленности, бывший капитан дальнего плавания и директор плавучих рыбозаводов, моряк с обветренным лицом, изрезанным крупными морщинами.
Замминистра сопровождал один из референтов, красивый, вылощенный молодой человек с безукоризненным пробором на голове. Специализировался на Японии, окончил институт восточных языков.
При виде Аэлиты он решил блеснуть своими познаниями и обратился к ней по–японски.
Анисимов с трудом сдержал улыбку, готовый превратить в шутку ошибку гостя. Велико же было изумление, когда Аэлита, преодолев застенчивость, вернее, скрыв ее за церемонной восточной вежливостью, ответила гостю на прекрасном японском языке — ведь Анисимов знал его!
Замминистра взял академика под локоть и отвел чуть в сторону:
— Чем вызвано приглашение зарубежной гостьи, Николай Алексеевич? Не смутит ли она наших «испытателей»?
Анисимов рассмеялся.
— Чем рассмешил? — недовольно спросил замминистра. — Откройте. Других смешить стану.
— Считайте, что первую загадку, которую подготовила наша хозяйка стола Нина Ивановна Окунева, вы не разгадали.
— То есть как это? — нахмурился бывалый моряк и строго посмотрел на своего референта,
Тот подскочил к нему.
— С кем говорил? — спросил его начальник.
— С очаровательной Аэри–тян. Полагаю, со стажеркой из Японии. Договорился с ней о совершенствовании своего японского языка.
— Совершенствовать вам его надо, — заметил Анисимов. — Произношение у вас, прямо сказать, вятское. Но найдется ли время у нашей научной сотрудницы Аэлиты Алексеевны Толстовцевой?
— Она что? Не японка? — поразился референт.
— И не марсианка, — улыбнулся Анисимов. — Русская, как мы с вами.
— Один–ноль не в твою пользу, — заметил замминистра помощнику и обратился к академику: — Признаем первую ошибку. Но больше, надо думать, их не будет у наших знатоков. — И он многозначительно взглянул на вошедших гостей.
Их было пятеро — три толстяка и два «донкихота» с длинными худыми лицами.
Аэлита же, краснея от смущения, сбивчиво объясняла Анисимову, откуда знает японский язык.
— Это все мой папа! Честное слово! Большой чудак! Не только имя мне такое дал, а еще и, заметив, что я на японку похожа, едва подросла, договорился со старой бухгалтершей нашего завода — из Японии она родом, — чтобы научила меня японскому языку. Представьте, воображал, что я когда–нибудь совершу подвиг, как Рихард Зорге. Дети быстро усваивают языки. Фузи–сан выучила меня не только родному языку, но и многому, что надлежит знать гейше. Вы простите, что тогда, в Терсколе, я ничего об этом не сказала. Помните «рюбрю»? Мне хотелось от вас услышать о Японии. Ведь я‑то там никогда не была.
