– Послушать вас, так хладнокровия ему не занимать.
– До определенного момента так и было. Вспомните, как он начал партию, зная, что тело его жертвы лежит под аркой виадука. Только на третьей метке у него сдали нервы, и он смазал удар.
– Да, но, черт побери, как может кто-то…
– Я всего лишь упомянул этот факт, но не пытался придать ему хоть какое-то значение. Так или иначе, мой удар тоже не удался, и мы нашли труп Бразерхуда. Для Мерриэтта это было уже чересчур – вспомните, как он разнервничался в тот момент. Пришлось послать его за Бизли, и он был только рад сбежать. А потом, если помните, до самого коронерского суда он пребывал в смятении. И объяснял его тем, что якобы беспокоится, разрешат ему похоронить Бразерхуда или нет; но если вдуматься, достаточно ли этой причины, чтобы объяснить все возбуждение и нервозность, которые он выказывал, как только речь заходила об убийстве? Так или иначе, суд признал случившееся самоубийством – а как мы помним, Мерриэтт постоянно уверял, что это и было самоубийство, – и все его волнения сразу же улетучились. С тех пор он, казалось, потерял к судьбе Бразерхуда всякий интерес.
Но в одном он все-таки себя выдал. Помните, когда Кармайкл принес фотографию мисс Рэндолл-Смит, Мерриэтт заявил, что не знает, кто она такая? Теперь мне кажется, что в этом деле есть обстоятельства, до которых мы пока не докопались. Но на первый взгляд любопытно, что Мерриэтт, который довольно давно живет в этих местах и знает всех священников округи, понятия не имел о дочери бинверского пастора. По какой-то причине Мерриэтт предпочел умолчать о ней. Он вызвался съездить в Бинвер и разузнать насчет снимка. Так он и сделал: тот рабочий день был коротким, студия Кэмпбелла наверняка закрылась рано. Но Мерриэтт вернулся с малоубедительным рассказом о том, что Кэмпбелл вовсе не закрыл студию, и сообщил нам не только о том, кто запечатлен на снимке, но и всю биографию дамы, о которой идет речь. По-моему, здесь он оплошал. Нам надо было отнестись к этому случаю с большей подозрительностью.
Но мы ничего не заподозрили, и тем же вечером он пришел ко мне играть в бридж. И страшно разозлился, когда, как нам всем показалось, вид фотографии вдруг изменился. Мерриэтт вышел из себя, и его нервозность приняла форму острого желания убедить нас окончательно отказаться от расследования. Он стал суеверным, как многие убийцы, и сделал все возможное, пытаясь прекратить наше расследование. Однако он потерпел фиаско, и тут положение изменилось к лучшему: оказалось, в потайном ходе прятался Давенант. Кстати, я практически убежден, хотя мне и нечем подкрепить свои слова, что именно Мерриэтт, а не Давенант, забрал копию документа с зашифрованным письмом. Разумеется, когда мы обнаружили Давенанта, забылся не только факт пропажи шифровки – наши подозрения были направлены по совершенно иному руслу.
