Оборотясь к сидящему в другом углу уряднику, я толкнул оного в плечо, но тот, к изумлению моему, мешком повалился на бок. Убит?! Но нет, по счастию, страшная догадка не оправдалась: Крючков дышал. Пьян, подлец?! Однако же, принюхавшись, я не уловил дразнящего аромата сивухи. Трое же казаков рядом лежали в столь же бесчувственных позах. Что же могло приключиться за столь непродолжительное время? Словно какой-то могучий колдун наслал на бдительных донцов беспробудный сон, не пробиваемый никакими пиками. В тот миг гнев мой на них был велик и ужасен, но единственно осторожный хруст снега за дверью заставил меня развернуться, и вовремя же…
Из-за косяка высунулась острая волчья морда! Пресвятые угодники, волка такого размера я не встречал ни-ко-гда! Натуральный крокодил, право слово, я таких в петербургской Кунсткамере видел. Огромные челюсти, казалось, были способны перекусить пополам корову, а оскаленные клыки были длиной в мою ладонь. Внимательно принюхиваясь, он поднял на меня горящие круглые глаза размером чуть меньше пушечных ядер. Я стоял столбом, едва не выпустив из рук обнажённую шашку. Волк удовлетворённо рыкнул, покосился на спящих казаков и повёл носом в сторону французов. Я был готов к появлению любого врага, но о таком звере мы с Багратионом не договаривались…
Серое чудовище сделало пару шагов и вошло в сторожку полностью. Да, да, как и предполагалось, хищник был ненамного меньше лошади, считая вытянутый палкой хвост, и ещё длиннее. При виде шестерых дрожащих во сне пленников он удовлетворённо облизнулся и… Бросившись вперёд, я прикрыл французов грудью! Упругая кабардинская сталь холодно сверкнула перед самым носом зверя. Тот недовольно заворчал, но отступил.
– Пошла вон, псина, – чуть срывающимся голосом попросил я.
Волк поджал уши, осмысливая мои слова, и, как бы определяясь с предложением, кивнул в сторону пленных.
– Ни-за-что! Согласно европейской договорённости, военнопленные подлежат защите русских штыков от грабежа и посягательств.
Хищник сел и, внятно жестикулируя лапами, дал понять, что ни грабить, ни (прости господи!) посягательствовать на несчастных не намерен. Он их просто съест…
– Не выйдет, – упёрся я, ибо врождённая храбрость только укрепилась во мне при осознании противника как существа разумного, а не просто «дикой твари из дикого леса». – Я не позволю на моих глазах обжираться всяким тут…
Волк прикинул и недвусмысленной мимикой предложил пятьдесят на пятьдесят, разделить трапезу. Возмущению моему не было границ, пределов и обоснований.
