Из дневника познанского учителя | страница 6
Странная судьба была у Михася. Обычно жизненные драмы начинаются позже, когда первые листья опадают с дерева юности, – у него же все то, что создает несчастье человека: моральное угнетение, затаенная печаль, душевная тревога, напрасные усилия, внутренняя борьба, постепенно нарастающая безнадежность все это началось на одиннадцатом году жизни. Ни его хрупкая фигурка, ни хрупкие силы не могли противостоять этой тяжести. Проходили дни и недели, бедняжка удваивал усилия, а результаты становились все хуже, все плачевней. Письма пани Марии были по-прежнему нежны, но этим лишь увеличивали бремя, под которым изнемогал ребенок.
«Бог одарил тебя, Михась, необыкновенными способностями, – писала она, – поэтому я возлагаю на тебя такие надежды и верю, что они меня не обманут и ты станешь достойным человеком на радость мне и на пользу родине».
Когда мальчик получил впервые такое письмо, он судорожно схватил меня за руки и разрыдался.
– Что же мне делать, пан Вавжинкевич? – повторял он. – Что же мне делать?
Действительно, как он мог выйти из этого положения? И что же было делать, если он явился на свет без врожденных способностей к языкам и не умел бойко говорить по-немецки?
В день «всех святых» начались каникулы. Четверть была неважная: по трем основным предметам отметки были посредственные. Уступая его горячим мольбам, я не послал табеля пани Марии.
– Ну, дорогой пан Вавжинкевич, – просил он, сложив ладони, как для молитвы, – мама не знает, что на «всех святых» выдают отметки, а на рождество, может быть, бог сжалится надо мной.
Бедный ребенок обманывал себя надеждой, что еще исправит плохие отметки; по правде сказать, надеялся и я. Мне все казалось, что он еще войдет в колею школьной жизни, привыкнет, овладеет языком и усвоит правильное произношение, а главное – что со временем будет быстрее готовить уроки. Если бы не это, я давно бы написал пани Марии и раскрыл бы ей истинное положение. Между тем надежды наши как будто стали оправдываться. Сразу же после каникул Михась получил три отличных отметки, в том числе по-латыни. Из всего класса он один знал прошедшее время латинского глагола «радоваться». Знал он это потому, что, получив перед тем два «отлично», спросил меня, как по-латыни: «Я радуюсь». Я думал, что мальчик сойдет с ума от счастья. Он написал матери письмо, которое начиналось следующими словами: «Дорогая мамочка! Знаешь ли ты, моя любимая, как прошедшее время от латинского глагола „радоваться“? Наверно, не знаешь ни ты, ни маленькая Леля, потому что из всего класса знал только я один».