Ой, не шуми, явирь, зеленый байраче,
Не плачь, не журися, молодой казаче!
Ой, не сам я плачу, плачут кари очи,
Не дают покоя ни днем и ни ночью.
«Добре поет, сукин кот! Хотел бы я знать, для кого и кто так старается?» Хмель осторожно перелез забор и, пройдя по–над стеной дома, растерянно остановился.
«Андрей… — он протер кулаком глаза. — Ей–богу, Андрей!»
А Семенной, стоя возле раскрытого окна, пел:
Ой, умру я, мила, а ты будешь жива.
Не забудь, моя мила, дэ моя могила,
Моя могила в край синего моря…
«Учительнице, стало быть, спивает. Ну, що ты будешь робить?! Спивает, щоб я згинув, спивает. Ну и дела!..» — И Хмель, пятясь назад, скрылся в темноте ночи…
Андрей оборвал песню.
— Вы замечательно поете, Андрей Григорьевич, я никак не ожидала… чтобы такой старый дурень стал орать под окнами песни, словно кочет?
— Как вам не стыдно! У вас прекрасный баритон.
— Он, тетя Зина, всегда на себя наговаривает.
Андрей хотел что–то возразить, но Зинаида Дмитриевна перебила:
— И слушать не хочу!.. Я вижу, что вы очень скрытный человек. А теперь расскажите, за что вам орден дали?
— Это мне по ошибке.
— Опять?
— Ладно, как–нибудь расскажу. Сейчас уж позднее время…
В соседнем дворе пропел петух. Ему отозвался другой, потом третий. Андрей выпрямился.
— Спать вам пора, уж скоро утро… — И он так же незаметно исчез, как и появился.
— Странный он какой–то, загадочный, — задумчиво проговорила учительница.
— И вовсе нет! — живо отозвалась Наталка. — Он хороший и очень добрый.
Зинаида Дмитриевна, не слушая Наталку, продолжала:
— И знаешь… Он тебя любит.
— Да и я его очень люблю.
— Нет, не то! Мне кажется, что он тебя…
Но Наталка не дала Зинаиде Дмитриевне договорить. Обхватив ее руками за шею, она осыпала ее поцелуями, потом подбежала к кровати и спряталась под одеяло. Зинаида Дмитриевна отошла от окна и стала раздеваться. Наталка, смеясь, высунула из–под одеяла голову.
— Ему барышня нужна образованная, вроде вас. Вот взяли бы да и влюбились в него. Дядя Андрей лучше вашего полковника. Он только кажется строгим.
Зинаида Дмитриевна рассердилась.
— Брось, Наталка, глупости говорить.
Но Наталка не слушала.
— И глаза у дяди Андрея голубые, голубые как небо, а у вашего полковника коричневые, как у нашего Букета.
— Наталка, как тебе не стыдно! Ты хочешь, чтобы я опять заплакала?
— Ну, не буду, не буду, тетя Зина! Не сердитесь, я глупая…
