Последние каникулы | страница 77



— Давай закусим? — предложил Вадик. На отглаженном носовом платке, неизвестно откуда выуженном, она разложила бублики и начавшее таять мороженое, открыла бутылку молока. Поев, Вадик вышел покурить и через стеклянную дверь осторожно наблюдал за Олей. Она долго сидела задумавшись, что–то озабоченно подсчитывая или перечисляя, — губы и брови у нее чуть шевелились, но когда их соседка по лавочке, с самого начала часто двигавшая ногами пустую корзину, засунутую под лавку, сделала попытку рассесться посвободней, Оля сразу же повернулась к ней и что–то твердо сказала. Толстая соседка, выкатив грудь, ответила, и чуть было не случилась перепалка. Вадик торопливо выбросил сигарету и поспешил в салон.

— Тебя хахалем назвали, — шепнула ему в ухо Оля. Он улыбнулся. — Я к тебе в дом не пойду… В таком виде…

— Пойдешь! Вид что надо.

— Обрадует это твоих?

— А дома, наверно, только мама.

— Тем более.

— Дуреха! Знаешь, какая у меня мама умница! — восторженно сказал Вадик. Оля усмехнулась.

С полдороги начался дождь. И в Москве вышли на мокрый, будто засаленный, асфальт; их оглушил гул, грохот. На площади Вадик неразборчиво купил цветы. (И не заметил, как вздрогнула Оля, принимая их в руки.)

— Как маму зовут? — чужим голосом спросила она его в метро.

— Наталья Владимировна. Да не трусь ты!

— Глупый ты, Вадик, — вздохнула Оля.

— Ты ей очень понравишься! — оглядывая Олю, сказал Вадик. Он ехал домой, Оля была рядом, а дома ждали уют и ласка. — Ты у меня красавица! — шепнул он ей. — Самая красивая!

— Вадик, перестань! — взмолилась Оля всерьез и вцепилась в него — вагон качнуло на повороте, завизжали колеса, и они влетели на станцию.

Во дворе, на лавочке у подъезда, бдительных и любопытных старушек, знавших Вадика с пеленок, не было, и то, что смущало его и было неизвестно Оле, обошло их. Дома тоже никого не оказалось.

— Разувайся! — приказал Вадик. — Вот тапки. И не держись ты, как на экзаменах! Экзамена не будет. — Он поцеловал ее в подставленную щеку. — Будет зачет–автомат.

Он включил телевизор, усадил Олю в кресло, в котором она напряженно застыла, оборачиваясь каждый раз, когда он проходил мимо. Уже свистел чайник, и Вадик на кухне собирал на стол, когда раздались звонок во входную дверь и одновременно щелчок замка. Мама внесла сумку с продуктами.

— Ты давно? — Мама внимательно разглядывала его. Вид у нее был усталый, но глаза уже оживали. — Надолго? Я уж извелась в одиночестве.

— До утра, мамочка. А это Оля. — Он повернулся к двери в комнату, из которой вышла Оля.