— Я умею водить, — сказал Вадик, — только права дома. Но до шоссе права не нужны…
— Слушайте! — подал голос молчавший солидный дядечка, собеседник больного. — Слушайте, кого ваш институт готовит? Универсалов? Образцово–показательных специалистов? А может, вы все подстроили, а? — засмеялся он.
— Ну, Вадик, объясните замминистру про приказ, — улыбнулся Ильичев. — Ладно, я. Был такой приказ по нашему институтскому комсомолу: врач обязан уметь водить транспорт, прыгать с парашютом и…
— Делать двадцать манипуляций, — подсказал Вадик.
— Которые, замечу, врачи, как правило, делать не умеют, — повысил голос Ильичев. — Было такое. Я теперь вспомнил. При прежнем ректоре, — этим он что–то объяснил заместителю министра.
…Вадика поставили в центр колонны, чтобы можно было помочь, если у него что–то не получится. Но получилось, хотя он очень волновался — не водил прежде «Волгу», такую тяжелую и инертную в сравнении с теми разбитыми «Москвичами», на которых он накатывал обязательные часы.
На шоссе колонна остановилась, поджидая больного. Моторы негромко урчали под мокрыми капотами, от них поднимался пар.
— Пойдемте, встретим Сережу, — предложил Вадику Ильичев.
Дорога, та дорога, которая привела когда–то, — давно ли? — Вадика и Олю в рощу, была черной, липкой, пришлось идти по краю нежно–зеленой пшеницы, в которой путался туман. Ильичев поднял голову, снял берет и глубоко задышал. Небо было низкое, серое, но не ровно серое, а с пестротой, с черным — от туч, белым и пушистым — от облаков и даже нежно–голубым, маленькими клочками рассеянным по горизонту и над головой.
— Ах, чудо какое!.. И в ненастье! — удивился Ильичев. — Ловите эти минуты, Вадик. Все потом будет, а вот этого — нет. Некогда будет взглянуть. Станете вот так, как мы сегодня, наскоком, выбираться к какому–нибудь своему дяде Саше, радоваться отсутствию полировки и паласов, радоваться дождику, который льется за шиворот, запаху воды. Потянет вас в тот лес, в это поле, и даже то, что сорвалась рыбалка, запомнится крепче, чем, если бы она состоялась. Нарушится система «постановили — выполнили». Вон, видите, Сережа идет! Понимаете, Вадик, — заторопился он сказать что–то важное, — вот он заболел на наших глазах; ей–богу, все заволновались, всполошились. А будь это в городе? Я бы узнал об этом через месяц, ну, посочувствовал бы, но так, как сегодня, — нет! Так что, пока вас не затянуло, а это обязательно должно будет случиться, Вадик, кажется, вы из активных, а, значит, работяг, — он обернулся, посмотрел на Вадика, — копите в себе память о таких минутах, это будет как эталон в последующем. Я вам как физиолог говорю… Как ты, Сережа? — Ильичев заспешил навстречу больному. — Терпишь?
