Франкенштейн | страница 64
И все же эти захватывающие и волнующие рассказы вызывали во мне какое-то недоумение. Почему человек, столь могучий, добродетельный и великодушный, порой так преступен и жесток? Люди казались мне то воплощением зла, то существами, подобными богам. Я долго не мог понять, как может человек убивать подобных себе и для чего существуют власть, законы и правительства; но когда больше узнал о злодеяниях и пороках, перестал удивляться и почувствовал отвращение. Слушая объяснения, которые Феликс давал аравитянке, я постепенно постигал странное устройство человеческого общества. Я узнал об имущественном неравенстве, о фантастических богатствах и жалкой нищете, о чинах, знатности и благородных сословиях.
Услышанное заставило меня взглянуть на себя как бы со стороны. Теперь я знал, что выше всего люди ценят знатное имя в сочетании с богатством. Достаточно и одного из этих качеств, чтобы заслужить их уважение. Но если у вас нет ни того, ни другого, человек, за редкими исключениями, считается бродягой или рабом, обреченным трудиться день и ночь ради блага избранных. А кто же такой я? Я не знал, кем и как я создан; но у меня не было ни денег, ни друзей, ни какой-либо собственности. Внешность моя была донельзя отталкивающей, и даже сама моя природа отличалась от человеческой. Я был сильнее и выше ростом большинства людей, мог выжить, питаясь самой примитивной пищей, легко переносил жару и холод. До сих пор я не встретил никого, кто был бы похож на меня. Так неужели я – чудовище, вызывающее только страх и омерзение?
Эти размышления причиняли мне боль, я всячески старался отмахнуться от них, но чем больше узнавал о мире, окружавшем меня, тем большую горечь испытывал. Уж лучше б я навеки остался жить в лесах, ничего не зная и не чувствуя, кроме голода, жажды, холода и жары!
Странная вещь – знание! То, что узнаешь однажды, уже не выбросить из головы, оно держится там прочно, как лишайник на камне. Иной раз мне хотелось избавиться разом от всех мучительных мыслей и противоречивых чувств, но я догадывался, что тут есть лишь один выход – смерть, а смерти я боялся, хотя и не понимал, что это такое. Я восхищался высокими чувствами; мне нравились простое благородство и мягкость обитателей дома, приютившего меня, но я мог лишь тайком наблюдать за ними, оставаясь никому не ведомым. От этого желание стать частью человеческого общества становилось только сильнее. Не для меня были нежные речи Агаты и сверкающие улыбки Сафии. Не ко мне обращался старый отец или славный Феликс. Я был и оставался отверженным!