– Его нашли? Ты не ошибаешься? Кто же сумел его схватить? Ведь это все равно, что соломинкой запрудить горный поток! А кроме того… ведь еще сегодня ночью он был на свободе, я видел его своими глазами!
– Я не могу понять, о чем ты, Виктор, – в полном недоумении проговорил Эрнест. – Как бы там ни было, но нас это открытие окончательно убило. Поначалу никто не мог поверить, а Элиза – та не верит до сих пор, несмотря на то, что все улики налицо. Кто бы мог подумать, что Жюстина Мориц, добрая и преданная нашей семье, смогла совершить столь чудовищное злодеяние?
– Жюстина? Так вот кого вы обвиняете? Но ведь это полная чепуха и никто, конечно, в это не верит?
– Сначала действительно поверить в такое было трудно. Но вскоре обнаружились некоторые факты, которые говорят сами за себя. Да и сама Жюстина ведет себя так странно, что сомнений больше не остается, как ни горько это сознавать. Сегодня состоится заседание женевской судебной коллегии, и ты все увидишь и услышишь сам.
Затем брат сообщил мне, что в то утро, когда было обнаружено тело бедного Уильяма, Жюстина внезапно захворала и несколько дней подряд провела в постели. В это время одна из служанок взяла ее платье, чтобы почистить его, и обнаружила в одном из карманов тот самый медальон с миниатюрным портретом нашей матери, который был на нашем младшем брате в тот вечер, когда он был убит. Именно медальон, как полагают, соблазнил преступника. Служанка тотчас показала медальон другой служанке, а та, ничего не говоря нам, взяла и отнесла его в магистрат. На этом основании Жюстина была взята под стражу и заключена в городскую тюрьму. Когда же ей сообщили, в чем ее обвиняют, несчастная впала в такую растерянность и повела себя столь странно, что этим только усилила подозрения властей.
Все это выглядело поразительно и очень странно, однако моя уверенность в невиновности девушки была непоколебима. Я сказал:
– Все это – страшная ошибка; я доподлинно знаю, кто убийца. Бедная Жюстина не имеет к преступлению ни малейшего отношения.
В это мгновение в комнату вошел наш отец. Горе наложило на его лицо и осанку неизгладимый отпечаток, но ради встречи со мной он старался держаться прямо и сохранять бодрость. Обняв меня, отец заговорил было о вещах незначительных, чтобы хотя бы на время не возвращаться к нашим несчастьям, но Эрнест перебил отца, воскликнув:
– Бог мой, папа! Виктор только что сказал мне, что ему известно, кто убил нашего Уильяма.
