— Не извиняйся. Не надо. А теперь, милая, расскажи, что у тебя с поисками квартиры. Джина говорила, ты сегодня ездила смотреть какие-то варианты. И как, нашла, чем меня разорить? — поддразнивает меня он.
Я отвожу глаза в сторону.
— Нет. Мне ничего не понравилось.
— Обманываешь. Я по глазам вижу. Скажи мне правду, Блэр.
Я уныло улыбаюсь.
— Мне от тебя ничего не скрыть, да?
— Боюсь, что так.
Я трусь щекой о его рубашку, ощущая кожей мягкий шелк галстука.
— И тебе всегда надо, чтобы все было по-твоему?
— Да. Я просто не умею иначе. А теперь я хочу, чтобы ты перестала уклоняться от темы и рассказала мне, что случилось.
Я вздыхаю, внезапно почувствовав себя много старше своих двадцати трех лет.
— Просто навалилось все сразу. Мне точно не место в «Плазе», да еще… — я замолкаю, делаю долгий вдох, — да еще Уильям Доулинг, тот риелтор… Он… он…
Его объятья становятся туже, крепче, сильнее.
— Он что, Блэр?
Я качаю головой, отворачиваюсь.
— Неважно. И говорить не стоит. Я бы предпочла просто обо всем этом забыть.
— Блэр, я в последний раз прошу рассказать, что случилось, и тебе бы лучше послушаться, потому что просить по-хорошему я больше я не стану, — предупреждает он. В его низком голосе появляются опасные нотки.
Краснея от стыда, я закусываю изнутри свою щеку.
— Если коротко, то, когда я больше не буду с тобой встречаться, он хочет получить то же самое, что имел ты. Своего рода соглашение, которое, по его словам, женщина вроде меня не упустит.
Он долго молчит. Тишина растягивается, и я не могу больше этого выносить. Мне нужно взглянуть на него, чтобы понять, о чем он думает. Когда я поднимаю голову, то выражение его лица изумляет меня. Он выглядит взбешенным. Рассерженным. Таким я его еще ни разу не видела. И внезапно мне становится страшно. Не за себя. Мне страшно за чертова Уильма Доулинга.
Положив руку ему на грудь, я ощущаю, как быстро бьется у него сердце.
— Лоренс?
— Больше не слова, Блэр. Завтра я разберусь с этим человеком, — сквозь зубы говорит он, его челюсть напряжена.
— Не сердись, — прошу я тихо. — Я этого недостойна.
— Не сердись? Я не сержусь, Блэр. Я в ярости. Я хочу узнать, где живет этот жалкий мудак, и переломать ему все до единой кости. Никто не имеет права говорить вот так с женщиной. В особенности — с тобой.
Я хватаюсь за его пиджак так отчаянно, словно собираюсь никогда больше не отпускать его. Его добрые слова — слова, которые я не ожидала услышать — для моего сердца точно успокаивающий бальзам.
