Я был быстр, стремителен – зайцем по капустным огородам, белым перепелом над плетнём, диким кабаном по канавам.
Они – тяжёлыми сапожищами за спиной. Сопели толстыми носами, изредка взрыкивали:
– Стой, Ролли! Стой, подлец! Держи его. Стой, кондом! Мерзавец.
Через перекрёстки на красный, ужом меж грузовиками и газелями, лёгким вихрем по водоканалам.
– Уйдёт, паскуда. Стой, кому говорю! Стой, стервец.
Пих! Пах! Пистоны. Поджимаю уши, ныряю в парадное, в чёрный ход, в коридор, прячусь у оконного переплёта.
Рассыпались по дворам. Один идёт сюда: гулкие каблуки на лестнице, скрип двери – одутловатый блондин с вечно жирными волосами.
– Выходи по-хорошему! Выходи, хуже будет. Эй, Ролли?
Я – тихохонько, на подоконнике, невидимый глазу беглый бот. Смотрит сквозь мою голову вниз, на прохожих.
2. Истории безоблачного детства. Как меня отдали в ученье
Когда мне исполнилось четыре года, мама с папой задумались, куда меня отдать. Папа сходил на станцию и принёс газету с объявлениями. Они сидели плечом к плечу на скамеечке у ворот и вчитывались – мама в ситцевом сарафане, папа в коверкотовом кафтане, совсем молодые. Касались коленями. Я ездил вокруг на трёхколёсном велосипеде с педалями, в крохотных сандалиях. Скрипели половицы, подворачивались половики. Мама с папой пили чай из самовара, вприкуску. Сахарок сладкий-сладкий, каменный. Не кусай, а соси.
«Смотри, какие глазёнки голубые! Давай его в суворовское?» «Ну нет! Рожала-рожала, а потом на войне убьют!» Объявлений много, и все разноцветные: отдайте ваших деток в ремесленное на фрезеровку, в монастырь на иконопись, в хор на пение, в институт на геодезию, в пионерлагерь на лето. «Смотри, в рекламные боты берут! А?» «Реклама – дело хорошее».
В субботу после полудня пришёл рекламщик-вербовщик – человек серьёзный, уверенный, в красной рубахе и кожаном картузе, похожий на цыгана.
– Вот этого? Славный малец! Самое время к делу пристраивать. Поди-ка сюда, – он протянул мне конфету в золотистом фантике.
– Долго ли обучаете? Дорого ли берёте? – спрашивал папа.
– Учиться будет до четырнадцати лет. Потом на вольные хлеба выпускаем. В год берём по мешку пшеницы, по три курочки, да по рублю серебром. Недорого это, земляк. Или дровами, если желаешь.
– А правду ли говорят, что тело его земное вы себе забираете? – мама нервически мяла передник.
– Что вы, мамаша! Старушечьи россказни. Мы деток виртуализуем, всё по чести да по науке. Бот – профессия серьёзная, основательности требующая.
