С первых же дней вдовства он перенес свою любовь на ребенка. Ее слабость, невинность, чистота смягчали его жесткость и наполняли его сердце нежностью и гордостью, не говоря уже о том, что отдых около ребенка восстанавливал силы дельца, необходимые ему в погоне за наживой.
С течением времени девочка превратилась в девушку, почти в женщину; всюду, где она появлялась, ее красота производила впечатление; молодые люди увивались около нее; до отца долетали отзвуки то восхищения Гаминой, то зависти к ней. Вскоре ему стало этого мало: тщеславие заставляло его стремиться к головокружительному, всех затмевающему успеху. В то же время радость его постоянно омрачалась страхом, что недалек тот день, когда дочь покинет его ради того, кого она назовет своим мужем…
Гамина обвила руками шею отца и поцеловала его. Брассер-д’Аффер прошептал:
— Я тоже очень доволен. Ты меня насмешила фразой — «я должна обдумать». Кокетка. Я сейчас протелефонирую Трепидексу…
— Да, чтобы сказать ему, что я отказываюсь.
Брассер-д’Аффер отшатнулся от Гамины.
— Отказываешься? Быть не может.
— Отказываюсь, — повторила дочь.
— Но почему?
— Потому…
— Трепидекс тебе не нравится?
— Нет, нет…
— Так в чем же дело?
— А в том, что все эти «безумства неистовых» меня ничуть не прельщают. В этом все и дело.
— В этом все и дело? — переспросил Брассер-д’Аффер. — Не понимаю.
— Знаешь, о чем я собиралась тебя попросить, когда ты меня знакомил с Трепидексом? Купи мне простую дачу, подальше от города, где бы я могла мирно пожить летом. Небольшой домик.
Ошарашенный отец схватился за голову.
— Ты сошла с ума? — простонал он. — Простую дачу? Небольшой домик? Провести там мирно лето?.. Положительно рехнулась!..
— Папа, — сказала Гамина, — я в полном рассудке. Что удивительного в моей просьбе?
— Значит, я совсем не иду в счет, — воскликнул делец. — Ты не хочешь доставить мне удовольствие? Ведь ты знаешь, как я бываю счастлив, когда вижу, что ты окружена восхищенной толпой, когда слышу похвалы тебе. И ты хочешь лишить меня этого. Гамина, я никогда ни в чем тебе не отказывал, но сейчас прошу: согласись; пусть твой трон возбудит зависть у всех. Не лишай меня удовольствия. Я тебя так люблю, моя детка.
Гамина молчала.
— К тому же, — продолжал Брассер-д’Аффер, ободренный этим молчанием, — тут затронуты и мои интересы. Ты слышала, что я должен взять на себя коммерческую часть всего дела. Понимаешь, что это значит? Если мы обидим Трепидекса, дело сорвется, и твой отказ обойдется мне очень дорого. Долг дочери должен подсказать тебе, как надо поступить. Ты можешь презирать почести, но не лишай меня возможности извлечь из них деловую пользу.
