Грачёв не собирался спорить с уважаемой дамой, благодаря которой он сейчас жил в Ленинграде. Он только спросил, из-за чего получился скандал, закончившийся столь трагично.
– Да бабушка эта девять тысяч на обмен принесла, а можно было, ты знаешь, только двести рублей на нос. Или нужно представить документы о том, что зарабатываешь много. А откуда у старухи девять тысяч взялось, да ещё не на книжке? Вероятно, заподозрили её в чём-то, – кутаясь, как и дочь, в платок, но только в оренбургский, ответила баба Валя. – С её официальной пенсии таких денег не скопить – это ясно. Так ей девушка и сказала, потом ещё и заведующую позвали. Бабуля кричала, что всю жизнь копила похоронные, но ей не поверили. Сзади стали напирать, что она всех задерживает. Люди с работы отпросились, а ей, бездельнице, столько внимания за чужой счёт. Да ещё заведующая добавила: «Тут люди по пятьсот рублей получают, а за всю жизнь столько не накопят! Надо ещё проверить, откуда у вас такие деньги! Пусть в милиции разбираются, как при пенсии в семьдесят рублей девять тысяч скопить можно. Даже если не есть и не пить, да ещё голым ходить, не выйдет. Так что отойдите в сторону, а я сейчас позвоню…» Ну, бабушка зашаталась, взмахнула руками и рухнула на пол, – закончила Валентина Сергеевна.
Она поправила перед зеркалом свою безупречную укладку на седых, отливающих фиолетовым, волосах. Потом важно, горделиво направилась к выходу с кухни. У порога обернулась, вздохнула и махнула узкой, благородной ладонью.
– Конечно, и кассиров понять можно. Народ валом валит, и у всех далеко не по двести рублей. Кругом кричат, что народ у нас бедно живёт, особенно пенсионеры. Мне вчера другая старушка – беззубая, рваненькая – сказала запросто: «Вот, милая, полторы тысчонки под полотенцем завалялись. Сегодня нечаянно нашла, а тут не меняют. Куда жаловаться, не скажешь? Ты учёная, сразу видно!» Нам бы так жить, Сева, чтобы по полторы тысячи под полотенцем завалялось! – с горечью закончила Валентина Сергеевна. – И никогда такого в нашей семье не было, каждая копейка всегда на счету. Какой-то секрет они знают, или как?
Грачёв, помнится, что-то ответил про спекулянтов, про торгашей; потом вспомнил свою родную мать, у которой, конечно, тоже сейчас проблемы. Потом он опять заснул, и открыл глаза только тогда, когда в коридоре опять разоралась Дарья. Мать уговаривала её говорить потише, чтобы не мешать Севе отдыхать, но сестрица, как всегда, думала только о себе.
