!
– Рифмы Матушки Гусыни? – Спонтанная Дама пожимает плечами и спрашивает позволения присесть. Полина кивает.
Они долго смотрят друг в друга. Изучают. Сомневаются – сказать, или не стоит. Всегда страшно узнать точную дату, следующую за длинным тире: «1964 – ….». Поэтому Полина молчит. Поэтому молчит Спонтанная Дама. О! Спонтанная Дама может молчать целую вечность. На вид она едва ли старше Письменности, но сохранилась отменно. Полина менее сдержанна – она не может молчать целую вечность. И на вид гораздо моложе Письменности. Полина прерывает молчание – ей ведь непонятно, Полине! Она пребывает в полном неведении, так скажем, «на предмет обретения какого-либо смысла». Полина так и говорит:
– Я, знаете ли, пребываю в полном неведении на предмет обретения какого-либо смысла. Я, видите ли, подустала… Не подскажете ли маршрут до ближайшей Определенности?
– До ближайшей Определенности? – Спонтанная Дама усмехается и поправляет горностаевую мантию. – Знаете, голубушка, вы не точно формулируете. Я бы и рада подсказать, но этого слова нет в словаре. Попробуйте повторить запрос, переформулировав его предварительно.
Полина поправляет соскочившую бретельку бюстгальтера, и нервно теребит мышку.
– Не может быть! Ну, хорошо… Попробую… Знаете, есть у Дебюсси “Остров радости”. Может быть, вы знаете цены на билет в то тепленькое местечко? Мне нужен остров. Мой остров Радости.
– Ха! – Спонтанная Дама смеется. – Девочка моя, голубушка! Ух, насмешила! Ах-ха-ха! Ох-хо-хо! Ай-яй-яй! – Спонтанная Дама грозит Полине указательным пальцем и продолжает смеяться. – Ах-ха-ха! Ох-хо-хо! Ой, насмешила! Давненько я так не веселилась – в последний раз, пожалуй, когда с Сан Сергеичем едала! Тот весельчак тоже был, умора! Тоже радости хотел, а видишь, как всё…
Полина сдержанно улыбается:
– Видите ли, госпожа Проза, я не догоняю. Я – как бы это так попонятнее выразиться – уже не испытываю потребности в сюжетах. Мне иногда кажется, все слова – обман. Впрочем, нет: мне это кажется не иногда… Я не знаю, смогу ли написать нечто такое, что смогло бы удивить прежде всего меня саму. Но… может быть, моих сюжетов просто не может быть больше, потому что – БОЛЬШЕ – не надо? Может быть, весь этот язык – всего лишь выдумка, а буквы, которые «не вырубить топором», – мираж? Но почему я мучаюсь, зная и об этом? Почему «напрасные слова» не дают дышать спокойно?
– Милочка, голубушка! Да тебя пороть надо! Кожица-то, поди, нежная-пренежная! Вот уж я тебя честь по чести ухайдакаю! – с этими словами Спонтанная Дама снимает с себя горностаевую мантию, кидает ее на пол, и, увеличиваясь, двумя пальчиками берет ее за шиворот и бросает на пол, после чего начинает пороть, приговаривая:
