— Ну, как дела? Возьмите ту, что подходит, — сказал он.
Он подошел к предыдущей машине и прочел мой листок. Я сосредоточилась на новой машине. Увидела складки на потолке и отметила: «складки». Рядом со мной был мужчина, он прикоснулся ко мне. Я сурово поглядела на него и только потом поняла, что он просит пропустить его. Я не слышала.
Кто–то влез в машину. Я обернулась. Это был Жиль. Он коротко объяснил мне что–то, но я не улавливала слов.
— Сейчас будет перерыв, — сказал он.
О, избавление… Не возвращаться после обеда.
Мужчины уже бросали работу и вытирали руки. Я не знала, куда мне деться на этот час. Едва прозвучал звонок, все рабочие бегом кинулись к выходу. Доба был рядом со мной, когда подошел Люсьен.
— Ну, как ты справилась?
Я поглядела на Доба, который одобрительно кивнул.
— Ну, она только начинает. Достанется ей. Тем более с этими ратонами [5]. Отметишь, что они плохо работают, тут же скандал. Но я буду рядом. Если кто–нибудь из них станет вам досаждать, скажете мне. Только это не женская работа, я уже говорил Жилю.
— Да, — сказал Люсьен задумчиво. — Ты где будешь есть?
— Не знаю. А ты?
— В столовой. Хочешь талончик? Я могу дать тебе в долг.
— Пойду возьму пальто.
— Если хочешь, только побыстрее. Я подожду.
Я вернулась в раздевалку. На скамьях болтали, жуя, несколько женщин. Они уставились на меня. Я поздоровалась и вышла.
Люсьен молчал. Я тоже. «Мне тяжело, я устала». Смешно. Какой смысл говорить об этом?
На улице я ощутила, что свежий воздух мне нужнее пищи.
— Извини, — сказала я Люсьену. — Я лучше похожу, уж очень погода хороша.
— Какое солнце! — вздохнул он. — И я с тобой. Правильно, походим.
Мы перешли на солнечную сторону. Мимо шли рабочие с бутылками, хлебом.
— Эти едят в цеху. По большей части алжирцы — из–за свинины, которой кормят в столовой.
Он повернул на бульвар, который вел к Итальянским воротам. Мы нашли скамью и сели. Солнце грело в спину. Ноги у меня дрожали, а проработала всего два часа. Оставалось еще четыре с половиной. Люсьен развалился, вытянул ноги вперед, закинул голову, сложив руки крест–накрест на спинке скамьи.
— Ну, а начистоту? — сказал он приглушенным голосом. — Как тебе кажется, выдержишь?
— Выдержу.
Легко было это утверждать, отдыхая на солнцепеке.
— Ты не испугалась, когда ребята заорали утром?
— Не испугалась, — я лгала. — Но почему они орут?
Он выпрямился и поджал ноги.
— Когда так работаешь, возвращаешься в скотское состояние. Звери видят самку и кричат. Животное выражение удовольствия. Они неплохие ребята. Немного пристают к женщинам, потому что лишены их.
