— Возьмите карандаш. Пошли.
Он поднялся к истоку конвейера. Я следовала как тень, чувствуя на себе множество взглядов и пытаясь видеть только вещи. Я старательно ставила наискось ноги на рейки помоста. Приходилось то подниматься, то спускаться. Доба взял меня за руку и помог влезть в машину.
— Смотрите сюда.
Он показал мне на сделанную из пластика панель приборов.
— Если есть брак, вы должны отметить. Видите? Здесь плохо натянуто. Вы должны записать. А тут? Видите?
Он осмотрел дворники.
— На месте. Порядок. А противосолнечный щиток? Разорван! Значит, записываете: разорван противосолнечный щиток. Но нужно все делать быстро. Смотрите, как мы отстали.
Он выскочил из машины, помог выскочить мне. Мы были далеко от места, где забрались в машину.
— Следующую сделать не удастся, — сказал он обескураженно. — Ничего не попишешь. Скажу Жилю. Попробуем эту.
Мы принялись снова. Он работал быстро. Бросал: «тут, там», «здесь складка», «здесь нет зеркала» или «зеркало поставлено криво». Я ничего не понимала.
Несколько минут я утешала себя мыслью, что завтра не вернусь сюда. Не по мне это — подниматься, спускаться с конвейера, влезать в машину, осматривать все за несколько минут, записывать, спрыгивать, бежать к следующей, подниматься, спрыгивать, осматривать, записывать.
— Поняли? — спросил Доба.
— Почти.
— Тут требуется не «почти», — сказал он, покачав головой. — Не могу я понять, зачем они заставляют этим заниматься женщин. Я должен поговорить с Жилем. Если так будет продолжаться, плакала моя премия. Я пропустил три машины.
Мы опять поднялись к началу конвейера.
— Ну, здесь порядок, — сказал Доба.
В машине, куда мы забрались, было пятеро мужчин. Один закреплял болты, второй приколачивал уплотнители на край дверцы, остальные набивали панель приборов.
— Поворачивайтесь, — сказал Доба, — вы опаздываете!
Он растолкал их. Мужчины, впрочем, прекратили работу и рассматривали меня.
— Теперь, значит, женщины будут? — сказал один.
— Да, ну и что? Работай, ты уже отстал на одну машину.
Тот, кто говорил, — это был араб, — засмеялся и обратился к другим на своем языке.
Теперь нас в этом каркасе было семеро. Мы сидели на корточках прямо на железе: обивку и сиденья должны были установить много позже.
— Начинаете разбираться? — спросил Доба.
— Да, мне кажется.
— Следующую сделаете сами. Я потом проверю.
Споткнувшись — что вызвало смех одного из парней, — я вылезла из машины и подождала, пока подойдет очередная. Держа листок в руке и опираясь спиной о дверцу, чтоб сохранить равновесие, я попыталась что–нибудь разглядеть. Локтем я касалась спины мужчины, который что–то приколачивал. Когда я наклонилась к панели приборов, то чуть не грохнулась на рабочего, который собирался прикрутить зеркало. Он улыбнулся и помог мне встать. Я быстро выскочила из машины, но Доба исчез. Нужно было что–то отметить. Нельзя же наклеить пустой листок на задний пляж. Я только что узнала, что тут так именуют полочку под задним стеклом. Я поставила наобум: «нет зеркала», так как Доба отмечал это на каждом листочке. Что делать дальше? Без Доба я растерялась. Он вышел из машины, которая поравнялась со мной.
