— А еще у меня лучшая местность для маневра — оборвал его Старухин. — И еще у меня сорок шесть процентов понтонных парков, притом, что форсировать предстоит всего тридцать четыре процента водных преград. Не надо играть со мной цифрами, товарищ Чибисов. Потому что еще у меня направление главного удара, наиболее боеспособный противник, да и половина немецкого корпуса сбежится на мой правый фланг, когда Трименко застрянет в грязи.
— Исключено. Немцы слишком далеко от вас и слишком растянуты. Это хорошо известно. Если они кого-то и контратакуют, то это будут силы Трименко.
— Несколько долбаных самолетов, Чибисов.
Чибисов мог прямо сейчас сказать, что Старухину придется извиняться и лучше бы ему найти повод закончить разговор, не осрамившись перед офицерами. Но…
— Товарищ генерал-лейтенант, если появится свободные самолеты, я обещаю, что направлю их в первую очередь вам.
— Но мне нужны четкие планы… — Вдруг Старухин вышел из себя. — Послушай, я не могу ничего от тебя требовать, ты, жи…
Ну, скажи, думал Чибисов, глядя в остекленевшие глаза Старухина. Давай, казацкая сволочь, скажи это слово. Чибисов знал Старухина лучше, чем тот себе представлял. Дудоров был отличным разведчиком, так что Чибисов знал, что Старухин агитирует офицеров вступать в общество «Память», праворадикальную националистическую организацию, которая намеревалась возродить славные традиции черносотенцев и очистить Святую Русь от азиатов и прочих недочеловеков, таких, как Чибисов. Да, он знал, что это был хулиган с дорогой сигарой. Его предки устраивали пьяные погромы, приходя сотнями, чтобы отрезать нескольким бороды, а иногда и перерезать горло, насиловать… и грабить. Да, эти славяне все воры. И предки Чибисова несколько поколений и не помышляли о сопротивлении. Им оставалось терпеть и молиться.
Но те времена прошли. И милый Старухину мир никогда не вернется обратно. Даже беспартийные офицеры членство в «Памяти» считали практически незаконным. «Память» занималась тем, что распространяла такую литературу как «Протоколы сионских мудрецов», знаменитый навет на евреев, составленный царской Охранкой и столь любимый в фашистской Германии. Чибисову пришлось приложить все силы, чтобы не плюнуть командарму в лицо. Он утешал себя мыслью, что всегда сможет смешать Старухина с грязью, если сочтет нужным.
— Вы что-то хотели сказать, товарищ генерал-лейтенант?
— Павел Павлович, — Старухин вдруг перешел на заискивающий тон, который любой алкоголик постоянно держал наготове. — Вы должны разделять мою обеспокоенность. Вы же знаете, что третья ударная армия должна выполнить очень трудную задачу в беспрецедентно короткий срок. Я просто хотел удостовериться, что наши проблемы были должным образом учтены.
