Несколько человек, знавших Визенталя как до, так и во время войны, подтвердили его рассказ о работе на Восточной железной дороге. Они высоко ценили его и хвалили за смелость. Тем не менее он понимал, что эта история вызывает у людей вопросы и подчеркивал, что находился в точно таком же положении, как и другие двести пятьдесят евреев, работавших на Восточной железной дороге. По его словам, все они удостаивались более или менее нормального отношения, и объяснялось это тем, что Гюнтерт превратил мастерские в нечто вроде одинокого островка добра посреди бушевавшего вокруг моря зла и следил за тем, чтобы немецкие бригадиры и надзиратели над евреями не издевались. И действительно, отмечает Визенталь, большинство немцев на Восточной железной дороге были людьми порядочными. Однако не все. Старший инспектор Петер Арнольдс, например, был мерзавцем. По словам Визенталя, он застрелил сына рабочего-еврея Хасина.
Хасин ухаживал за лошадьми, содержавшимися на территории мастерских, и ему разрешалось ночевать в конюшне. Его жена и сын жили в гетто. Во время одной из немецких облав жену Хасина убили, и его сын остался один. Соседи по гетто сумели каким-то образом об этом сообщить Хасину, и кто-то разрешил ему перевезти мальчика из гетто в мастерские. Хасин привез его туда, спрятав в большом мешке. Днем мальчик прятался в лошадиной кормушке (чтобы ему было чем дышать, Хасин просверил в ее стенках несколько дырок) и вылезал из нее только ночью, когда немцы раходились по домам. Но в конце концов кто-то на Хасина донес, и Арнольдс вызвал эсэсовцев из Яновского. «Своими собственными глазами, – рассказывает Визенталь, – я видел, как Арнольдс с эсэсовцем вошли в конюшню, и минуты через три-четыре услышал одиночный выстрел. Когда они ушли, я пошел туда и увидел, что Хасин сидит возле трупа сына и плачет. Он сказал мне, что эсэсовец вытащил мальчика из кормушки, велел отвернуться и выстрелил, а потом бросил труп на кучу навоза и приказал Хасину накрыть его лошадиной попоной».
Среди строительных фирм, работавших на территории железной дороги, была одна фирма из Люблина. Визенталь полагал, что ее директор был связан с польским подпольем. Так это или нет, но директор (его фамилия была Рожанский) увез Цилю с собой и зарегистрировал как свою сестру. У Рожанских был сын, и Циля работала у них няней. В документах она значилась как «Ирена Ковальская». На еврейку она похожа не была, но на каком-то этапе скрываться больше не могла и каким-то образом сумела вернуться во Львов. Там она пришла к железнодорожным мастерским и поговорила с мужем через забор. С помощью одного из подпольщиков (которые были перед ним в долгу за то, что он достал для них оружие) он нашел для Цили убежище в Варшаве. В течение какого-то времени он еще получал от нее письма, но затем связь между ними прервалась. После войны люди, знавшие Визенталей по Восточной железной дороге, подтвердили, что Циля сбежала именно так.
