Появились симптомы рок–мании: миллионы кувалдоголовых дергались в диких конвульсиях на бессчетных дискотеках, истекая спермой. Хрюкающая, визжащая, булькающая музыка каталась в любом подъезде, как поросенок в темном мешке. Триста миллионов содомлян метались в звуковом мешке, ища выход. Если же кто–то находил спасительную прореху, тотчас пристраивался к длинной водочной очереди, опоясывающей Содомию. Так жили эти животные между звуковой и сивушной блевотиной, забыв, что в этой стране когда–то была великая культура. Доживали свой век библиотеки, таящие огромные богатства, накопленные для будущего. Оказалось, будущее нуждалось в генсеке Порче. Порой где–то проводились вечера поэзии, на которые приходили косноязычные выродки с пожелтевшими листками стихов, написанных по ошибке в молодости…
Когда случались деньги, а случались они, когда Замышляев сдавал букинистам одну–две книги, которые те принимали скорей по привычке, чем по надобности, на эти жалкие гроши он отправлялся в Питер, в Дом писателя. Это заведение, как и следовало ожидать, находилось вблизи громадного корпуса ИВИ. Выпрямители извилин во времена Бар — Кохбы выполняли и перевыполняли планы по писателям. Пересажали, порасстреляли их тогда видимо–невидимо. А все потому, что рядом. Удобно. Были и среди выпрямителей извилин тонкие ценители изящной словесности. Замышляев представлял логику их поведения. Придешь на вечер поэзии. Понравился кудрявый стихоплет — тащи его за кудри со сцены в подвал. Забивай ножки стула в задницу гения! Веселое было время. Нынче хлопот прибавилось. Долго обхаживать приходится, прежде чем окажется голубчик со своими гениальными мозгами в психушке. Сначала запихиваем в звуковой мешок. Создаем условия для конфликта с окружающими. Начинает от творческих фантазий поворачиваться к действительности. Вместо стихов и романов писать заявления в газеты, обращения в суд. Тянем время. Вот он уже волком воет. Чуть ли не бросается на соседей, пытающих его рок–музыкой. Еще немного. Пора. Созрел. Создал о себе представление. Что ж, приходится разбираться. И маньяк человек. Хотя бы бывший. Выясняется — никому музыка не мешает ни в данном подъезде, ни на улице. Только ему. Болен человек. Помогаем. Как–никак мы люди цивилизованные…
В Троцк приходили иногда приглашения на писательские собрания. Заявился он как–то раз. Поглядел на совесть содомской интеллигенции, поискал глазами Конецкого. Не было его. Заскучал. Другие его не интересовали. Однажды долго тряс руку Валентину Пикулю, приняв его за секретаря писательского Геннадия Федоровича…
