Великое дело — свободный день.
Для начала идем с Катей смотреть соревнования по настольному теннису. Я играю в пинг–понг не ахти как, моя спутница — лучше, но тут такие виртуозы, что для нас самое разумное стоять в сторонке и помалкивать в тряпочку.
Как ни странно, в игре тут верховодит изящная девушка–значкистка Нелли Чапаева. Может даже, родственница героя гражданской войны. Она хороша сама по себе и еще от сознания, что умеет владеть ракеткой лучше других. Игра ее очень спокойна, реакция четкая. Она не делает резких, рассчитанных на внезапность ударов и почти не отбивает сама таких мячей. Зато ее ракетка методично обстреливает все поле противника и преимущественно там, где он этого не ждет; мяч, словно завороженный, совсем не задевает сетку.
Нелли хороша, но Катя здесь вне конкурса. У Кати есть какой–то секрет, и внутри у нее огонь, ровный огонь, он освещает ее всегда ровно — и в минуты волнения и в часы покоя. Она неважно играет в пинг–понг. Но она способна, видимо, на что–то более серьезное. Разумеется, не в игре. А на что, я не знаю и не хочу даже гадать.
Нелли между тем все–таки проигрывает. Да и пора! Она уступает только одному теннисисту в рубашке папуасской расцветки — длинному, ломкому, со щипучими усиками на изможденном лице. Он напоминает игрушечную мелкосуставчатую коровку, которая потешно валится со всех четырех, чуть нажмешь под ней свинцовый пятачок.
Потом мы лежим на пригорке в траве. Я не знаю, как так получилось, что мы ходим повсюду вместе. Вот и сейчас вместе ушли из зала, где неистовствовал над пинг–понговым столом мелкосуставчатый ломкий человечек.
Катя лежит, кусая соломинку. В верхних зубах у нее просвет, легкая щербатинка. Мне эта ее игра соломинкой что–то и кого–то напоминает. Ну да, конечно. Кафе «Националь» в Москве, или «Отдых», или «Красный мак»… Моя жена — моя бывшая жена, — потягивающая через соломинку кофе–гляссе, ковыряющая ею липкий шар мороженого.
