— А откуда вы знаете? — смущенно улыбнулся больной.
— Я все знаю. Знаю, что вы читаете эти письма, грустите и думаете: «Вот останусь я без ноги, она меня разлюбит, и буду я самый несчастный человек на свете…» Потом вы достаете папиросы и курите пачку за пачкой, портя себе легкие и отдаляя свою с ней встречу.
— Почему?
— Потому что хворать будете дольше, если не бросите курить.
— Я тогда брошу, доктор.
— Опять крайность! Зачем же сразу бросать? От этого ваше настроение еще сильнее испортится. Курите, но только немного.
— Три папиросы можно?
— Можно даже десять сначала, а потом меньше. Не беритесь сразу — надорветесь. Надо все делать терпеливо… И хворать надо терпеливо, и нервничать не надо. Потерпите, и летом мы еще с вами в догонялки играть будем.
— Неужели я даже бегать смогу? — с надеждой спросил больной.
— Еще как! Но при одном непременном условии.
— Каком же? — больной с тревогой ждал ответа.
Ветров вздохнул и сказал:
— О, условие это тяжелое. Боюсь, что вы его не выполните, и тогда — все пропало.
— Ну, какое же, доктор? Ну, говорите!
— Вы должны хорошо кушать. Съедать все, что вам приносят, и еще просить добавки! Поняли?
— Понял, — облегченно вздохнул Золотов. — А я уж испугался… Думал, что–нибудь трудное… Это я могу!
— А чего же раньше не ели?
— Не хотелось…
— А теперь?
— Теперь хочется, доктор. Вот сразу сейчас и захотелось.
— Вот это хорошо, Золотов. За это хвалю… Ну, а о мыслях ваших вы мне расскажете сегодня или нет?
Золотов смущенно заулыбался и ответил с расстановкой:
— Чего же о них говорить… Вы, оказывается, сами все знаете… Вы какой–то всевидящий… Удивительно!
Ветров засмеялся и встал.
— Ладно, ладно, давайте–ка спать, а то мы всех разбудим. Спокойной ночи! — он пошел к выходу, но на дороге его остановил громкий шопот Золотова.
— Доктор, там в тумбочке папиросы… Возьмите, пожалуйста.
— Это зачем же?
— Возьмите и курите.
— Нет, нет, спасибо, — запротестовал Ветров. — У меня есть свои. Мне не надо. Сами курите, пока разрешаю…
— Ну, доктор, — умоляюще зашептал Золотов, — возьмите, пожалуйста. Я вас очень прошу… Не обижайте меня.
В тоне его было столько просьбы, что Ветров, пожав плечами, нагнулся, открыл тумбочку и, вытащив нетронутую пачку, сунул ее в карман халата. Придя домой, он достал неожиданно полученные папиросы, повертел в руках и положил в чемодан, чему–то улыбнувшись.
На другой день ему сообщили, что больной Золотов преобразился. Он улыбался, разговаривал с окружающими, с сестрой, и в обед съел все, что принесли, потребовав даже добавки. За время пребывания в госпитале это случилось с ним в первый раз.
