— А это правда?
— Возможно.
— А Скотт бы так и поступил?
— Может и нет, по крайней мере тогда. Скотт распаляется медленно. Но, как и все немногословные саксы, в конце концов доходит до кипения. Сейчас он уже почти доспел. Потому я и боюсь, не замышляет ли он какой-нибудь ход. Дело становится для него опасным, потому что, решившись, Скотт уже не отступит, а всю вину он возлагает на определенного человека, на одного идиота, хотя никакой разницы между Черчем и любым другим генералом во всей этой чертовой английской армии не было и нету…
— Но что он может сделать с Черчем сейчас? Ну, даст ему в морду, а дальше?..
— Понятия не имею. Знаю только одно: Скотти сделает то, что подскажет ему совесть…
— А вы не можете его убедить, что уже слишком поздно?
— Да я не очень-то склонен его уговаривать. Но я хочу знать наверняка, что ему не сломают шеи. И если вы ничего для него не сделаете, может, что-нибудь выйдет у вашей приятельницы Люси Пикеринг? Поговорите с ней насчет Скотти.
— С Люси? А почему бы вам не поговорить с ней самому? — удивился Бентинк.
Куотермейн покачал головой:
— Не буду.
— Почему? Вы ее не любите?
Куотермейн задумался; потом к нему вернулось чувство юмора, которое, казалось, отняли у него печаль утраты, горький опыт и то место, где они сейчас находились. Он улыбнулся.
— Люси — хорошая, — сказал он задумчиво. — Прежде она пеклась о нас всех. Ей это нравилось. Когда отряд возвращался в Каир прямо из пустыни, Пикеринг сообщал ей заранее по радио и она встречала нас на дороге, возле Мены, в открытом «фордике» со своими двумя детьми и с большим ящиком лимонов и апельсинов. Нам это было очень приятно. Пикеринг с всклокоченными волосами, грязный, с седой щетиной, в самом невероятном костюме; мы все — как стадо голодных шакалов, а рядом эта молодая и какая-то солнечная женщина со своими красивыми детьми… Так бывало при Пикеринге…
Они услышали шаги Скотта и поднялись.
— Ну что? — спросил Куотермейн.
Скотт протянул ему две мины — круглые, покрытые землей и ржавчиной.
— Вот что мне было надо, — сказал он. — Как, по-вашему, похожи они на немецкие «тарелки»?
Куотермейн ответил, что в темноте ему трудно определить, но он отлично видел, что мины английские.
— Для чего вам это знать? Мы ведь и не сомневались, что поле было заминировано англичанами.
— Мне нужны доказательства.
— Зачем?
Скотт стал вытряхивать песок из ботинок:
— Пикок пытался меня убедить, что Роммель заминировал это место задолго до того, как сюда пришел Черч. Сэм на всякий случай припас еще две штуки.
