— Ну вот, наконец, аллилуйя, — саркастично воскликнул Зимородов и отсалютовал бокалом. Грушевский кинулся к мальчику, Тюрк с интересом навострился. — Голубок затрепетал крылами…
Тут раздался оглушительный звук выстрела, и Зимородов, несколько побледнев и криво усмехнувшись, рухнул в кресло. Грушевский одновременно с Домной Карповной подбежали к стрелявшему. Максим Максимович осторожно вынул из слабых дрожащих пальцев оружие, а тетка укрыла в своих спасительных объятиях несчастного разрыдавшегося племянника.
Вечером этого бурного дня Грушевский сидел у кровати раненого Зимородова и перебирал в памяти последние события. После выстрела купца перенесли не в его спальню, а в Лошадиный кабинет, как он потребовал. Комната, сплошь увешенная портретами иноходцев и призовых чемпионов, а также предметами сбруи, была много лучше любой палаты в госпитале профессора Копейкина, а потому Грушевский не стал возражать. Он промыл рану от пули, пронзившей навылет ногу Зимородова. Задев только подкожно-жировой слой, пуля не причинила особого вреда, к великому сожалению Грушевского.
Все время довольно болезненных процедур купец зубоскалил и держался бравым гусаром, а потом уснул сном праведника, что даже несколько возмутило Максима Максимовича. Только тогда Грушевский получил возможность навестить княгиню, проведать Петю, сына Зимородова, осмотреть по просьбе Призорова утопленницу и наконец-то пообедать.
Благодаря стараниям бесценного дядюшки в покоях князей было тихо. Княгиня лежала на подушках с холодным компрессом на лбу. Проинструктировав дядюшку насчет приема успокоительных капель, Грушевский спустился в комнату Пети. У дверей сидела Домна Карповна с вязанием в корзинке. Она с тревогой поднялась навстречу Грушевскому, но тот остановил ее, решив поговорить с юношей наедине, без пристрастного и слишком заботливого теткиного ока.
— Убирайтесь! — не поднимая красного лица с мокрых от рыданий подушек, просипел Петя. — Ненавижу, ненавижу вас всех!
— Напрасно вы так, молодой человек. — Грушевский присел на стул у кровати. Комната была вызывающе бедно обставлена паршивой мебелью. На колченогой этажерке стояли учетные журналы и книги с потертыми корешками. Насколько мог разглядеть Грушевский, названия религиозного толка перемежались там с нашумевшими недавно трактатами либерально-экстремистского плана. — Обобщения чаще ведут к заблуждениям. А покоя не получают, стреляя в людей. Таким манером в судах оказываются да в тюрьмах.
