Теперь золотая молодежь вокруг пялилась на него с неотразимой дерзостью восхищения. Чарли заметил внимание дерзкой шоблы, но остался равнодушен. Его правая булда и так широко известна населению и левая не лишена популярности. Но некий нагловатый юноша со столика крутых парней поднялся в сторону Чарли в сопровождении ухмылок компании.
— У Вас, сэр, ширинка на штанах расстегнута. Сэр Чарли…
«Шустрый щенок, — мелькнуло у сэра, — их пятеро, вон лыбятся, сопля зеленая. Простим. Сам скаутом был».
Чарли Диллон просиял роскошной улыбкой наглецу:
— Ширинку, бой, я застегнул навсегда месяц назад. Сломалась. Навсегда. Хочешь, расстегни. В общем, проваливай, сопляк!
Тот мигом провалился, а Чарли все же застегнулся, но в башке стукнуло: «Им ИЗВЕСТНО МОЕ ИМЯ!»
Ошеломленный открытием, Чарли коснулся губами кромки хрусталя. Еще обернулся. Со всех столиков жгли взгляды. А с некоторых слышалось: «Неужто и в самом деле Диллон?! Но какова наглость! Сам о себе всю пленку Покаяний приказал прокрутить… Прямо царское хамство. Калигула!»
— Да, порода сатанинская. Видно! — слышал Диллон, не понимая пока своего рассекречивания. И чтобы разобраться, затребовал еще фужер.
— Чарльз, больше лучше нельзя, — отрезал бармен, — Вы хоть и супермен, но истины в вине почти нет. Давай десять капель «Анаконды»?
Да, молекулы этого суперэликсира, спрессованные миллионами атмосфер термояда в глубинной шахте полигона, да, наперсток этих оживляющих хоть труп миллиграммов котируется за чарку бриллиантов или пивную кружку чистого жемчуга. Но не термоядерные котировки озадачивали Диллона. И он в упор спросил бармена:
— Парень, кто я такой?! Почему все здесь меня опознают?
Бармен усмехнулся:
— Да послушай, миляга, что со всех мегафонов кричат. На всю катушку твои самоизобличения, милый!
С купола кабака «Неразглашенки», по российским понятиям — ресторан для самых-самых, гремела записная речуга Диллона: в будущем — обязательно барона. И звучало из-под купола так:
— Да, я раб Божий, червь твой, Вседержитель, Чарльз Спенсер Диллон, урожденный Джоном Смитом… — текст шел адаптированный электроникой, — повинен в сокрытии пары миллионов от налогов, в блуде прелюбодеяния грешен, смертоубийство ближнего содеял… — звуковой текст поехал трактором. Чарли-Джон, цепенея, слушал саморазоблачения, достойные Нюрнбергского процесса. Показаний хватит и на два электрических стула. На три. Но первый испуг он подавил мощным напряжением воли. Реклама в печати ему, конечно, выйдет грандиозная, но адвокатов придется ангажировать суперпрестижных. Но хоть чуток неопределенности, вызванной помутнением в Исповедальне.
