«Не подберешься к ним, больно глубоко в камне засели», — выразила свою досаду индианка, когда Остер Кинн спустился ни с чем.
— Как это нет белок?! — возмутилась Эдна Тау. — Сколько себя помню, всегда тут водились. Хм… — Она в недоумении почесала голову. — Лес не хочет нас принимать. И меня это тревожит. Здесь кроется какая-то загадка…
Как оказалось, причиной столь внезапного опустения послужил топор и матрос, им орудовавший. Одно срубленное дерево лес еще смог бы простить.
Но ругательства — уж извините! От ругательств Калли у леса началась самая настоящая аллергия. А Калли злился на топор, который был тупее всех топоров на свете, и на деревья, срубить которые можно было, лишь спев им лесную колыбельную. Бранные слова с языка так и слетали — только подсчитывать успевай. Старая сосна, которую матрос без особого успеха атаковал, насчитала с три дюжины.
Стерпеть оскорбления не каждый человек сможет, а уж дерево и подавно. Лес возмущенно и угрожающе зашумел. Зашевелились под землею корни, забурлили в стволах соки. А белки попрятались.
Калли так разошелся, что вынудил старушку-сосну его отшлепать. Насилу ноги унес. Правда потом вернулся — с величайшими предосторожностями — за топором да нарубленными ветками.
Понурые, возвратились с неудачной охоты Остер Кинн и Эдна Тау. В лагере их поджидал сюрприз. В самом центре поляны горел костер, а на огне, на специальных подпорках, грелась кастрюля с водой. Команда, затаив дыхание, сидела вокруг.
— Что это такое? — процедила сквозь зубы индианка.
— Это? Да это ж костер! Скоро чаю из иголок попьем, — бесконфликтно объяснил капитан.
— Нет, откуда поленья? — щурясь, спросила Эдна Тау.
— Я послал ребят в лес. А что тут такого?
— Та-а-ак, теперь мне всё ясно. Теперь я понимаю, почему исчезли белки, — скрестив руки на груди, сказала Эдна Тау. — Вторглись в запретные владения, и не просто вторглись, а еще и самоуправством занимаются, — осуждающе изрекла она.
— Но позвольте, чьи ж это владения? Тут ведь никого, кроме нас, нет! — насупился Кэйтайрон. Индианка в ответ насупилась еще сильнее.
— Ошибаетесь. Деревья живые и земля живая. Они всё чувствуют, каждый ваш шаг, каждое ваше движение. И что мы говорим, тоже слышат.
— А сосна меня хлестнула, — пожаловался Калли, чем поверг в трепет своих товарищей.
— Вот, видите, это не мифы!
— В общем, сегодня мы остаёмся без ужина, — безжалостно сообщил Остер Кинн.
Хитрость состояла в том, что прежде следовало наловить белок, а уж потом рубить деревья и ругаться, если на то пошло.
