— Куда выше нашего Кривого Копья, — заметила она, щурясь от полуденного солнца. Все зашлись дружным смехом. Кривое Копье смеялся тихо и смущенно.
— Если запалить рядом с деревом сухие ветки, на нем можно будет отлично переночевать, — сказал он, когда остальные отдышались.
Индейцы не понаслышке знали, что огромные белые тигры больше всего на свете боятся огня.
Таймири и Сэй-Тэнь клевали носом, спотыкались на каждом шагу и время от времени подремывали на плече могучего и энергичного Остера Кинна. Капитану постоянно мерещилось, будто за ним кто-то крадется, потому что Кривое Копье волок позади охотничьи трофеи. Шкуры шуршали, как шуга на реке, и шорох нагонял на Кэйтайрона страху.
Эдна Тау щедро кормила Остера Кинна индейскими баснями. Тот кивал, посмеивался, и было видно, что ему ужасно хочется отдохнуть, отлежаться где-нибудь в тенистой роще. Стволы у сосен из кофейно-коричневых сделались красными, как насыщенный каркаде. Небо тоже отчего-то разрумянилось, хотя до вечера было далеко. Минорис упорно избегала философа и старалась, по возможности, держаться рядом с Таймири и Сэй-Тэнь. Диоксид ее, конечно, со своей философией не преследовал, но окажись он поблизости, непременно завел бы разговор о каких-нибудь Декартах или Зенонах. И тогда прощай свободная жизнь! Он и сам, наверное, прекрасно догадывался, какой притягательной силой обладают его речи.
Минорис избрала для себя иную науку — с неожиданными выводами и непредсказуемыми результатами. Наука жизни любому по плечу, потому что, как игла, пронизывает всё существование человека. Сегодняшний урок, например, убедил Минорис в том, что индейцы незлопамятны и легко прощают обиды. Как это, должно быть, приятно — прощать. Отпуская горечь, мы становимся невесомыми, точно ветер, и в сердце заново разгорается заря радости.
К закату добрались до кедра. Он был испещрен глубокими бороздами от корней до самой макушки и так крепко впивался в породу адуляра, словно хотел превратить камень в воду. Под его широкой кроной мог бы поместиться целый шатер, а ветви вполне бы выдержали нескольких белых тигров. Остер Кинн с грехом пополам соорудил из подручных материалов хлипкую веревочную лестницу и закинул конец на верхний сук.
— Дамы вперед!
Сэй-Тэнь подтолкнули, и она неохотно полезла на дерево. По большей части, ей было всё равно, развалится эта лестница или нет. Одной ногой она стояла на шаткой, ненадежной ступеньке, а другой — в мире сновидений.
