— Хм-хм. Ну… Феликс — еще куда ни шло, а вот насчет железного… это он тебе приврал.
— Я и сама знаю, — сказала Машенька. — Две минуты — и на боковую.
— Ну а у тебя как ее зовут? Дразнилка?
— Киска, — улыбнулась Машенька, кокетливо склонив голову набок.
— И о чем же вы с ней беседуете?
— Так… о разном… я ее люблю… глажу…
— Гладишь? — поднял брови Костя. — Вообще-то это называется мастурбацией, а не беседой. Хотя… — вздохнул он, — какой собеседник попадется. В этом обществе мастурбация и дискуссия, судя по всему, обозначают одно и то же.
— Как это? — удивилась Машенька.
— Движение есть, а дети не рождаются.
— Как в буддизме, — сказала Машенька и нежно поцеловала Костю в нижнюю губу. — Главное — процесс.
— Че-го? — от услышанного Костя перестал мять Машенькины ягодицы и чуть не открыл рот.
— Я сейчас тебе все объясню, — прошептала Машенька и мягко повалила Костю на кровать.
В зале уронили что-то тяжелое, и грохот смешался со звоном стеклянных осколков. За стеной послышалось рычание. Зубков успел разобрать голос Чуева.
Со следующей секунды он перестал воспринимать окружающий мир, кроме того, что было в этой маленькой комнатке…
Глава 15
«Слово дворянина и история Моисея»
Премию было решено обмыть в ресторане напротив редакции. По пути к гардеробу Зубков заглянул в кафетерий. Там завязалась нешуточная дискуссия.
«…И все равно я не понимаю, за что императора причислили к лику святых, да еще мучеников. За то, что он отрекся от престола и бросил свою страну на произвол судьбы? Дескать, извините, ребята». — «Так какая ситуация была в стране, помнишь? Если бы не отрекся, может, было бы еще хуже». — «Возможно. Но каждый солдат давал клятву на верность царю и отечеству. И если он уходил с поля боя без приказа и говорил, что так будет лучше, его объявляли дезертиром и расстреливали. У императора ответственность еще больше. Он главнокомандующий, в конце концов! Так что же получается? Что он предал свою армию, свой народ?» — «Не о том вы, господа, говорите. Его объявили мучеником. Но ведь его просто застрелили. После этого последовали десятилетия террора и были уничтожены десятки миллионов людей. Вот кого действительно мучили в лагерях, над кем издевались. Что-то я не помню, чтобы хоть одного из них канонизировали». «Я согласен с тобой. Конечно же, он безвинно пострадал. Но разве он один? Так почему же такая избирательность?..»
— «Потому что нужен новый идол…»
Зубков недослушал спор. Он спустился вниз и стоял возле барьера гардероба в ожидании дяди Юры, когда в дверях появился элегантный старичок в строгом черном костюме, белой рубашке и галстуке-бабочке. Старичок снял шляпу и о чем-то осведомился у секретаря-распорядителя. Тот показал на Костю, и старичок, раскланявшись, пошел в его сторону.
