Денис продолжал загибать пальцы.
— Хороший вкус тебе привил. Вспомню, как одевалась, зубы сводит. Яки мышь серая!
— И за это спасибо, друг сердешный!
— Как ни крути, я создал тебя, из березовой болванки выстругал. Под себя готовил.
— Да, папа Карло, именно так, под себя и положил. А может, предпочитаешь именоваться Пигмалином? Только скажи! Мне раз плюнуть!
— Все шутишь, Галатея ты моя доморощенная?
Валерия предусмотрительно промолчала.
Денис продолжал.
— Классно было. Посиделки на вашей кухне, песни под гитару, ни капли амбиций, ни грамма снобизма. Есть, о чем вспомнить на старости, — резюмировал, тяжело вздохнув, и нахмурился, возвращаясь к пятидесятилетнему рубежу.
— Это уже никогда не повторится, — ответила Лера и осеклась.
— Помнишь, я просил избегать категоричности в суждениях. «Всегда и никогда» — слова — провокаторы. Скажи мужчине — «Я буду всегда любить тебя, и никогда не забуду» — считай, что уже завтра его не будет рядом.
— Это доказано жизнью. Не утруждай себя повторением пройденного материала.
Немного помолчала и добавила.
— Прости.
— За что?
— Случайно сглупила.
— Сама знаешь, что ничего не бывает случайно. Расскажи лучше, как ты жила все эти годы? «Ты расскажи мне, как жила, что ты творила без меня, милая моя»? — голос его дрогнул, понизился до хрипа, пародируя известный хит Метова.
— По-разному, дорогой. Надо подготовить основные тезисы, чтобы не отнять драгоценное время на исповедь.
Лицо Дениса болезненно дернулось, он отвернулся, делая вид, что увлекся перестроением в другой ряд.
В мчавшейся по Ленинградскому шоссе машине разлилась вынужденная тишина.
«Разве тебе, самовлюбленному цинику, будет интересно разделить мою ложу в чистилище? Разве будет полезно узнать, как я методично убивала любовь к тебе. Наивная овца, породнившаяся с пустотой, на исходе первого года, почти захлебнулась в бокале с вином, на второй год, лечила подобное подобным, озлобившаяся и разочарованная попытками изжить боль новой болью. Гомеопатия для влюбленных идиотов не оправдала надежд.
Как, заблудившись в сети в поиске спасения, опускалась все ниже. Кружила по спирали, словно падший лист.
Достигнув дна, на исходе пятого года, обмоталась водорослями и зарылась с головой в вонючий ил. Млела в тепле, наслаждалась собственной никчемностью. И лишь мелькавший на поверхности солнечный луч заставил полуразложившегося тритона, поднять глаза и шевельнуть хвостом. Всплыть на поверхность.
В начале следующего года, я написала первый роман, посвятив его тебе. В канун следующего Рождества закончила второй, где намеренно убивала твой прототип. Через год вышло окончание трилогии, где уже не было ни одного намека на твое существование.
