Лик и дух Вечности | страница 32



Один из самых последовательных и серьезных критиков и оппонентов Цветаевой М. И. Чтобы понять их основные разногласия, надо знать, что в то время поэты русской эмиграции делились по стилям письма, известным с древних времен: аттический и азиатский (азианический). Второму традиционно соответствуют пышность, чрезмерность («отсутствие... всякого чувства меры» — писал об этом стиле Г. В. Адамович), метафорическое изобилие, «щедрость и роскошь». Аттический стиль во всем противоположен азиатскому, варварскому: «простой», «скупой и сухой», даже «скудный», еще — «бедный», «чистый и разреженный»... Адамович Г. В., приверженец аттического стиля, критиковал апологетов азианичности, куда относил и Цветаеву М. И. Ему равно неприемлемы и «разукрашенный» мир Фета, и сюрреализм. «Русская поэзия последнего пятилетия» — «варварская», то есть, как ни парадоксально, «римская» (для греков с их непревзойденными высотами в искусстве римляне оставались варварами).

К варварскому стилю Адамович Г. В. относил и такое:

1. Любую обнаженность, демонстрацию изъянов, смакование и всматривание в неприглядное;

2. Бесцеремонность и бестактность, нескромность. Вот его слова о типичной психологической нескромности: «эти писатели стремятся передать пером малейшее движение, легчайший оттенок мысли», но это ведь невозможно! Мысль — богаче и глубже слова, ибо слово предназначено не изложить мысль, а лишь разбудить ее в другом человеке.

Пример исторической бесцеремонности — М. Волошин. Он выдирал из окружающего мира обилие имен и названий, а затем недобросовестно из них лепил произвольные сюжеты. Описание чрезвычайно напоминает типичные произведения сегодняшней литературы.

3. Третий нравственный критерий Адамовича Г. В. касается читателя. Азианический стиль для него — «льстивый, заискивающий», это стиль-холуй и «доступен... черни».

Аттический, напротив, — аристократ, он плебеями брезгует.

Признавая редкую одаренность и подлинность поэтического существа М. И. Цветаевой, Адамович Г. В. не мог одобрять ее поэтических принципов и азианической эстетики. За них он ее и критиковал.

Он всю жизнь тосковал по ней, как по недюжинному человеку, большому художнику, с которым интересно было спорить, вспоминал о ней в конце своих лет (стихотворение «Памяти М. Цветаевой»):


Поговорить бы хоть теперь, Марина!
При жизни не пришлось. Теперь вас нет.
Но слышится мне голос лебединый,
Как вестник торжества и вестник бед.
При жизни не пришлось. Не я виною.