Возможно, еще никогда до этого он не был так близок к победе над ними….
Его друг и сподвижник по борьбе с ересью — архиепископ Новгородский Геннадий, которого Иосиф держал в курсе всего, что удавалось узнать, тоже так считал…
Необходимо немедленно начинать действовать пока еще не поздно, пока они еще ни о чем не подозревают…
Надо схватить и прилюдно казнить их всех, как поступают со своими еретиками в Испании, — твердил Геннадий и все вспоминал и вспоминал рассказы странствующего рыцаря Николаса Поппеля…
Наверно Геннадий прав…
Но цена….
Цену Софья тоже запросила высокую.
Очень высокую.
Изменить традиции….
На престол должен сесть не законный наследник, а сын жены от второго брака…
И церковь должна это одобрить…
Более того, она должна убедить государя в том, что он неправ, и заставить его отправить на плаху своих любимцев….
Только у одного Иосифа был очень серьезный аргумент для воздействия на Великого князя, и Софья это знала….
Ведь встал Иосиф на сторону Ивана в конфликте его с братьями…
И вот кончилась навсегда — удельная старина и держава окрепла…
Может и теперь удастся….
А если нет?
Тогда им с Геннадием если не смерть, то уж ссылка в какою–нибудь далекую маленькую обитель обеспечена….
И тогда православие на Руси станет под угрозой….
Если окажутся у власти последователи тайной веры, кто знает, чем все обернется….
Иосифу предстояло принять судьбоносное решение.
И в эту минуту ему казалось, что решение зависит от ответа на вопрос о том самом самовластии души…
Свободна ли она?
И вера — это препятствие для ее свободы, или, напротив — защита?…
Но это только так казалось.
Ответ Иосиф знал давно.
Вся его жизнь была ответом.
Теперь предстояло найти силы, ум и способности для окончательной схватки.
Надо определить цену и приоритеты.
Надо заново пересмотреть иерархию ценностей.
Иосиф прекратил размышления, опустился на колени и начал молиться…
Сентябрь, 1496
… Последний день сентября выдался относительно теплым и солнечным, хотя листва деревьев уже приобрела красно–желтую окраску но, несмотря на яркое солнце и чистое небо, воздух обжигал лицо всадника осенней прохладой.
Копыта коня глухо застучали по старым бревнам, и Медведев вдруг вспомнил, как он проезжал через этот мостик первый раз в жизни почти двадцать лет назад, вспомнил мужичка с телегой и конский хвост, прибитый над воротами сожженного имения «Березки».
Но теперь в этом лесу давным–давно не было никаких разбойников, окрестные места уже много лет перестали быть порубежными — граница Великого московского княжества отодвинулась почти на сотню верст отсюда, — и хотя никакая опасность не могла подстерегать здесь Василия, он оставался самим собой и, так же, как когда–то, окинул мысленным взором все свое воинское снаряжение, нынче совсем иное — он был одет скорее как литовский, а не московский дворянин, и только старый дедовский меч по–прежнему висел у его пояса.
