Был ли я удивлен? Понятно, что да. Хотя… на каком-то уровне подозрение все-таки существовало. Что чего-то здесь недостает, какого-то аспекта жизни, который мне не по глазам. Ну а другие время от времени разве не испытывают то же самое?
В целом все шло распрекрасно. Дела клеились, хотя я все не мог найти места, которое бы мне соответствовало внутренне. Я наживал знакомства, были у меня и друзья, только вот не чувствовалось, что они – это те, кто мне нужен, кого я жду. Я что-то такое делал, у меня была жизнь или, по крайней мере, ее видимость. Просто не было ощущения, что я достиг того, о чем думаю.
Шло время, катились годы, но так и не возникало чувства, что я приближаюсь к узнаванию хотя бы одного из своих вещих снов о будущем, которые я когда-то столь бережно лелеял в памяти. Если предположить, что это были сны, а не воспоминания.
Теперь же я знаю, кто я, но не могу с этим смириться. Не могу принять, что это все и ничего более, все, чем я стал и чем теперь пребуду вовеки. Когда-то я был любим – и что, я теперь не могу рассчитывать, что нечто подобное произойдет со мной снова, хотя бы однажды? Неужто уже ничего не возвратится из той поры нашей жизни, когда мы значили друг для друга больше всего на свете? Неужели никогда?
Видимо, нет. Спросите любого, случалось ли такое прежде: никто ни о чем подобном не слышал. Но это, понятно, не останавливает меня от попыток. Я стучусь в окна. Ночую в домах их друзей. Прячу их ключи. Постоянно вишу у них за плечами, всегда в нескольких шагах позади. Недавно я слышал, что один из нас вышел на реальный контакт со своим другом и даже разговаривал с ним. Парня того звать Медж, и я считал его другом до того, как подобные вещи перестали меня занимать. Мы с ним все еще иногда пересекаемся. Хотя Медж – человек очень сильный, напористый, один из самых совершенных Наконечников. У него весомость. Если справиться не сможет даже он, то уж нам-то не удастся и подавно. Во всяком случае, мне. Мой вес всегда был так себе, и я чувствую, что даже он меня покидает. Каждое утро я смотрю на свои руки. И каждый день они выглядят все прозрачнее.
Иногда мне кажется, что я чувствую запах больниц и слышу шепот людей, призрачно шаркающих по коридорам в бумажно-тонких халатах, которых они никогда не снимают.
Я не уверен, есть ли во мне бойцовский дух, а уж тем более сила.
Вечерами, когда стемнеет, я стою на улице возле дома, где я, по-моему, когда-то жил. Я узнаю в нем все: форму фронтона и цвет кирпичей, вид оконных перемычек и крыши, расположение деревьев на внешней стороне улицы. Знаю и то, как он устроен внутри, хотя случайный взгляд снаружи подсказывает, что мне или изменяет память, или же дом частично изменен: не та расцветка штор, не та окраска стен.
