Окрещенный ссыльными-аграрниками за ночные дозоры у них — Филином, урядник не только всячески потрафлял лавочнику, но и, как говорили на селе, сам принимал участие в темных его махинациях. Он и квартировал у Ситникова, чья двухъярусная изба, с лавкою внизу, расположена была на вызорье селения, рядом с бревенчатой церквушей — по одну сторону и каталажкою — по другую.
Прибыв в Тогорье и не оглядевшись как следует, Сергей поселился на жительство у деда Липована, староверческого начетчика, а избенка того прикорнула как раз против ситниковского поместья, так что он, Сергей, оказался как бы под прямым дозором урядника. Да и соседство торгаша с его шумными пирушками по праздникам и вечною толкучкой покупателей у лавки не сулило покоя. Раздражало Сергея также соседство церквуши с ее унылым колокольным тявканьем, скоплением в повечерье богомольцев у паперти… Надо было думать о приискании более покойного угла, но — время шло, а нового жилья на примете не оказывались. Выручил своего постояльца дед Липован.
— Тяжеленько тебе, паря, у меня, бобыля старого! — сказал он как-то Сергею. — Некому ни щец тебе изготовить, ни исподнее постирать… Перемолвился я тут с одною стародавней жительницей, вдовицею, насчет тебя… У нее пятистенка с кухней, а вся семья — она да дщерь молодая.
Поблагодарил квартирант деда за сердечное к себе внимание и уже через день перебрался в новое жилье, довольный тем, что избавился, наконец, от соседства торгаша и урядника с его каталажкой.
Дарья Акимовна, хозяйка избы, лишилась мужа в войну с японцами: призванный из запаса, погиб он под Мукденом в чине унтера. И хотя была вдова еще в силах, однако хозяйство ее без мужской приглядки пошло на убыль, а тут еще в ту же разнесчастную пору нивы Тогорья постиг недород и, в завершение бед, дочь Алена — подростком еще тогда была — не устерегла коня на пастбище, забрел конь в тайболу, угодил в лапы медведя-шатуна.
С годами, поправившись, зажили мать с дочерью хотя и не в полном достатке, но и не жалуясь на особую нужду, даже коровенку при себе удержали. Все же пятишница, которою помесячно оплачивал Сергей угол и харчи, была вдове как нельзя кстати. В первую же получку от постояльца она приобрела в лавке Ситникова кумачу и новые полусапожки для дочери: девица собою — любому жениху краса-погляденье, а ходила даже по праздникам в обносках.
Сергей видел Алену изо дня в день, но мимолетом, и только застав ее однажды на таежной опушке за рубкою дров, разглядел, что была она и впрямь пригожа собою. Глаза у девицы цвета хвои, а зубы, как у Тонн Игнатовой, москвички, снежно-белые и мелкие, совсем беличьи. И когда улыбалась Алена, эти ее белокипенные зубы, посверкивая, как бы перекликались с солнечным блеском глаз.
