— Что значит, слишком?
— Наташка страшно впечатлительная, эмоциональная. И все принимала близко к сердцу. И — в лоб.
— То есть?
— Ну, что ей скажут, то сделает. Всему верила. Прямая, как правда!
— Слушай, а ты замечаешь, мы говорим о ней… в прошедшем времени.
— Ой, что ты! — Маня руками замахала. — Типун тебе на язык! Даже не думай, она жива… я думаю, все будет с ней хорошо. Слушай, Аль, только ты никому больше про это не говори, ладно? Особенно Алене.
— А почему?
— Ну, шорох пойдет. Все болтать начнут, дергаться. А Алена… вообще-то роль графини должна была Наташка играть. И Алена с ней была на ножах. Терпеть её не могла! И вот, как видишь, роль теперь играет она, а Наташка… неизвестно где.
— Ты думаешь… — Аля понизила голос. — Алена в этом как-то замешана? Ну, в этом похищении.
— Не думаю, что это похищение. Может, её, наоборот, хотели спасти. С ней в последнее время явно что-то творилось. Она была не в порядке, точно!
— Ой, ну и дела! — Аля натянула одеяло по самые глаза. Они блестели в темноте, как две влажных маслины. — А что Марк Николаевич? Он что-нибудь говорит?
— Ни слова! Как воды в рот набрал… Он очень тепло к ней относился к Наташке. Он ко всем так относится, ты не смотри, что орет, ругается… Так иногда может в лоб дать, что долго не очухаешься. Для него театр — это святое! И он не выносит, когда кто-то халтурит и вообще без должного трепета к театру относится. Ребята хохмят, что он копирует Станиславского, а это совсем не хохма — это серьезно. По-моему, если кто-то старается, чтобы традиции жили, это здорово! Терпеть не могу всяких таких, которые накрутят, навертят невесть что, в чем и смысла-то никакого нет, а потом сделают умное лицо и говорят: новое слово в искусстве! Вот мои цыгане, знаешь, можно по-всякому к ним относиться… Они, конечно, и зубы заговаривают, и своровать им — раз плюнуть, но они очень трепетно к старине относятся. И к старикам. Вообще ко всему, что от корней идет… Они и меня этому научили.
— Мань… — Аля было запнулась, но все же спросила. — А как ты у них оказалась? И потом, ты меня извини, конечно… но ты и говоришь хорошо, и рассуждаешь… а в школе не учишься. Ты вообще-то откуда?
— Из Питера. Папу убили. Из окна выбросили. Сделали так, чтоб казалось: самоубийство. Он журналист был. Хороший… Отдел "Общество" вел в одной центровой газете. Мама металась, требовала, чтоб провели серьезное расследование. От неё отмахивались: мол, тут все ясно — самоубийство, и нечего воду мутить. Но она все не унималась. Ей позвонили и сказали, чтоб мы убирались из города, если сами хотим живыми остаться. Она продала квартиру и — сюда, в Москву. На вокзале пошла в туалет прямо с сумкой, в которой все деньги были… а её по голове. Насмерть. Деньги пропали. А я…
