— Давайте выпьем за самый Большой театр! За его великое прошлое, за его будущее и за вас, Петер. Ведь и ваше имя войдет в его историю… Удачи вам!
Все поспешно выпили, а Дато продолжал.
— Как вы нашли Большой? Ваши первые впечатления?
И тут Петер Харер, несколько ошарашенный откровенной враждебностью, с какой обрушилась на него «тяжелая артиллерия» — Маргарита Болеславовна, решил взять реванш. И начал, как говорится, рубить правду-матку, сохраняя при этом светски-непринужденный тон.
— О, по-моему, Большой сейчас в страшном упадке… — он запнулся лишь на секунду, перехватив Надин взгляд. — Надя, вы должны простить мне эту невольную резкость, но раз здесь все так откровенны… На мой взгляд, Главный балетмейстер занят не творчеством, а сведением счетов, расправляется с неугодными, оголил труппу, в театр никого не пускает Большой просто в вакууме! Это чудо, что мне довелось здесь оказаться, но и то лишь после прямого вмешательства министра…В конце концов, это не важно: каким образом, я здесь и рад этому безмерно! Но как можно не ставить новых современных балетов — и это за десять лет, вы только подумайте: десять! Это же смерть для театра! Мавзолей и только… Классика у вас подмяла под себя все, закабалила сознание…
Он говорил теперь, обращаясь в первую очередь к Наде, потом переводил взгляд на хозяина — на прочих вообще не глядел.
— Вам нужна свежая кровь! Надо распахнуть окна, глотнуть чистого воздуха, впустить ветер — и пусть вас продует как следует, пусть сквозняк все перевернет! Я… как я хотел бы помочь…
— Влить свежую кровь? — неизменно улыбаясь, переспросил солцеволосый друг Георгия — Сергей — с пушистым хвостом за спиной, перетянутым черной резиночкой.
— Вот именно! — горячился Петер.
— Свежий воздух европейской культуры? — вновь уточнил Сережа, не переставая широко и радостно улыбаться.
— Ну конечно! При таком-то наследии, при таких-то традициях оказаться отторгнутыми от единого мирового процесса… это же катастрофа! Хорошо еще, что с недавнего времени хоть кто-то с Запада — пускай не самые сильные труппы, смогли оказаться в России…
— Ой-ей-ей! — схватился за голову Дато.
По-видимому, он был прирожденный актер, потому что перемена, произошедшая в нем, была удивительна: из большого, вальяжного, исполненного достоинства и полноты мужчины он превратился в хитрого сморщенного зверька, который гнусаво хихикал, точно вредный персонаж из мультфильма.
— Бедные, бедные русские! — сокрушался Дато, сопровождая сей процесс театральным хихиканьем.
