— Ну… я не знаю… — с сомнением протянул Илья. Он глядел на летящего ангела и не мог глаз отвести. — Да, это вещь! — наконец выдавил он восхищенно, поджал губы и помотал головой. — Потряс!
— Потряс, вот именно, это ты точно сказал! — поддакнул старик, голос, похоже, начал возвращаться к нему. — Нет, я не могу вот так стоять и глядеть на него…
— Коля, надо что-то делать! Вот что, нам всем просто необходимо выпить по чашечке крепкого кофе. Илья, это вовсе недалеко, мы с Николаем Валериановичем живем в Малом Козихинском переулке, тут два шага пройти… Мы вас приглашаем.
И, не дождавшись согласия парня, оба подхватили его под руки и повлекли за собой.
* * *
Был уж поздний вечер, когда Илья шагнул в темноту из подъезда в Малом Козихинском и поспешил к метро. Отойдя на некоторое расстояние, он вдруг обернулся: старики махали ему вслед из освещенного эркера. Он в ответ помахал им, постоял, глядя на две тонкие почти прозрачные фигурки в освещенном окне… и резко свернул в прямо противоположную сторону — к Патриаршему пруду.
Их рассказ так его поразил, что парень понял: надо чуть отдышаться и переварить услышанное. В этот день в здешних краях он оказался случайно: заскочил к приятелю за компакт-диском и — надо же! — оказался в самом центре событий. Теперь и он как-то причастен к удивительной истории ангела, и он вступил в незримое поле, образованное именем любимого Михаила Булгакова…
«Посидеть и подумать! — велел себя Илья, поспешая к пустой скамейке у пруда, продуваемой свежим апрельским ветром. — Тут такое, нарочно не придумаешь! Да уж, точно — не придумаешь, а оно есть, существует…»
Он не знал, куда бежать и что делать. Хотелось немедленно кому-то все рассказать, потому что хранить в себе было попросту невозможно. Решение пришло неожиданно, его осенило: только так он и должен сейчас поступить! И парень немедленно успокоился. Он поднялся и двинулся к дому № 10 по Садовой, бывшему 302 бис — дому, в котором жил Булгаков и где находилась знаменитая нехорошая квартира № 50, описанная в романе… Теперь там недавно открыли музей.
Музей был, конечно, уже закрыт, Илья постоял возле запертой двери, присел на ступеньку лестницы, посидел, покурил… И стал спускаться, касаясь рукой прохладной стены. Конечно, это была совсем другая дверь и стены сто раз перекрашивали с тех пор, как скользила по ним тень человека, чья жизнь теперь стала легендой… И все же, и все же! Илья как бы поздоровался с ним, он пришел к нему и без слов попросил о помощи. Их всех, — участников будущей постановки, — ждало что-то важное, какие-то перемены, и Илья сердцем чувствовал, что не для всех они будут радостными…
