– Что, не хочешь с братом расставаться?
Тот засопел, отвернул лицо в сторону.
«Хасару будет тяжело без меня, – подумал Тэмуджин, вспомнив о Бэктэре. – Ну, ничего, как-нибудь проживет, мне у далеких олхонутов будет не легче».
Молча жевали пенки, черпали сливки, размешивая с засохшим вчерашним творогом.
Снаружи донеслись голоса.
– Ну, одевайтесь! – махнул рукой отец. – Наши уже пришли.
Вошел дед Тодоен, оглядел юрту.
– Ну что, собрались? – принимая от Оэлун чашу с айраком, поторопил: – Пора ехать, не задерживайтесь.
Брызгая онгонам, духам предков, а затем духам огня – хозяевам очага, произнес короткую молитву, отпил и решительно сказал:
– Ну, все, выходите!
Сквозь рваные тучи серело предрассветное небо. С восточных гор промозгло надувал стылый ветерок.
У коновязи в нарядных шапках из белого войлока, в ремнях с медными и бронзовыми бляхами, стояли дядья Даритай и Бури Бухэ. За ними, позвякивая удилами, переминались подседланные кони.
Из малой юрты вышли Бэктэр и Бэлгутэй, за ними, прижимая под локтем красный сверток, по-девичьи легко выскочила нарядная Сочигэл. Тэмуджин вздрогнул под резким порывом ветра, обдавшим холодком шею и грудь, застегнул верхнюю пуговицу.
– Ну, жених, подойди-ка сюда поближе, – с добродушной улыбкой обратился к нему Бури Бухэ. – Скажи-ка нам, своим дядьям, как будешь показывать повадки борджигинов перед чужими людьми?
– Пусть лучше молния пронзит меня, чем я уроню имя своего рода, – без раздумий сказал Тэмуджин.
– О-о, это слова настоящего мужчины, – засмеялся Даритай. – Смело взял на себя клятву!
– Ну, теперь смотри, Тэмуджин, небо услышало твою клятву, – толстым коричневым пальцем грозил ему Бури Бухэ. – Нарушишь, и тогда из-за каждого облака будешь ждать огненную стрелу. Всю жизнь в юрте не просидишь, когда-нибудь придется выйти и под открытое небо, ха-ха-ха, – оглядываясь на Даритая, захохотал он своим грохочущим смехом.
– Молния ведь и в юрте может достать, – со смешком в глазах возражал ему Даритай. – Один человек из племени бугунод, говорят, нарушил такую же клятву, так молния превратилась в летающий костер и настигла его спящего в постели. Половина юрты сгорела вместе с ним, говорили…
– Что ты говоришь! – Бури Бухэ изумленно уставился на него. – И юрта сгорела?
– От мужской половины одни обугленные решетки остались, а женская как стояла, так и осталась. Мне генигесский Гур рассказывал, а его брат в тот день мимо проезжал и своими глазами видел ту обгоревшую юрту.
