— Э–э–эх, милый мой, — протянул Джан — Темиров, — какой теперь чемпионат? Теперь все о свободе кричат, до французской борьбы нет никому дела… Да и от цирка нашего остался один остов.
— Как — остов? — не понял Татауров.
— Очень просто: всё на дрова растащили. Одни столбы торчат.
Татауров крякнул, захватил в ладонь усы.
Джан — Темиров, раскачивая шёлковую кисть пижамного пояса, оглядел его ещё раз с ног до головы и спросил:
— Вы с женой Коверзнева накоротке?
— Захаживал я к ней, — сказал он. — Ничего отношения…
Татауров промолчал о не возвращённых Нине деньгах…
— Так вот, милый мой, если хотите заработать, помогите мне приобрести у неё ряд вещей: картины, гравюры, деревянных идолов…
— А она… продаст?
— Надо, чтобы продала. Для этого я с вами и разговор завёл…
— А где наш «профессор атлетики»?
— На фронте. Но, по словам их прислуги, он забыл свою жену.
— Ну‑у, тогда проще, — обрадовался Татауров.
Хозяин потёр руки, оглядел тесную от вещей гостиную и продолжал:
— Вот что, Иван…
— Васильевич, — торопливо подсказал Татауров.
— Вот что, Иван Васильевич, раздевайтесь. Разговор у нас будет продолжительный. Если исполните мою просьбу — станете богачом… И тогда бегите из этой чёртовой страны, где ломают на дрова цирки… В любом европейском государстве вы с капиталом не пропадёте… Уезжайте в Монте — Карло и играйте в рулетку, это вам очень подходит. Кладите, кладите шинель на кресло — до того, как попасть в мои руки, оно послужило солдатам, сидели в нём и не в таких шинелях.
Иван осторожно положил шинель на подлокотник, украшенный перламутровыми чешуйками, и на цыпочках пошёл за хозяином.
Комната, в которую они вошли, уже не походила на антикварный магазин, хотя и в ней было немало разного добра.
На столе стояла фарфоровая посуда с початыми закусками. Ударив ногтем по салатнице, Джан — Темиров сказал хвастливо:
— Настоящий «Мейсен»… Я, братец ты мой, накормлю тебя сейчас из настоящего «Гарднера».
— Я не разбираюсь, — скромно сказал Татауров.
Джан — Темиров довольно рассмеялся и что–то крикнул по–армянски в приоткрытую дверь. Вежливо предложил сесть и закурил тонкую длинную папиросу. В комнате сразу запахло дорогим табаком. Спохватившись, он подвинул портсигар Татаурову. Через несколько минут появилась старая расплывшаяся армянка с большим подносом. Вытерев полотенцем раскупоренную бутылку коньяку, поставила её на стол. Подвинула тарелочку с янтарными ломтиками лимона, посыпанными сахарной пудрой.
