* * *
Толпа, хоть и запугала своей плотностью, оказалась рыхлой и податливой необыкновенно. Я не удержалась, вошла в нее легко, как нож в теплое масло или вожделенный любовник в женщину. Вошла, теперь просачиваюсь, лавируя, как те корабли из скороговорки… То есть лавирую, лавирую да никак не вылавирую… Электричка временно успокоено замерла, значит еще есть шанс. Скорее! Проститься глазами в спину, запомнить уходящего, родного, огромадного…
— Разрешите? Вы сумочку не пододвинете? Я вон туда, к окошечку…
А в ответ, как всегда в первые минуты знакомства, на меня реагируют добродушным воспитательным ворчанием с примесью сюсюканья:
— Мальчик, ну куда ты лезешь?! Тут и так тесно, как у негра в заднице!
Медленно поднимаю глаза и даже улыбаюсь, благодаря за комплимент. Все через силу, все так, словно не живу уже.
— Поражаюсь вашей компетентностью, — нахожу в себе силы даже для шуточек, — И часто вы там бываете?
Это я не потому, что корчу из себя обидчивую, а по привычке всегда раскручивать попутчиков на красивый диалог. По незапамятным еще временам помню — нет лучшего способа познать наш народ, чем затеять дебош в общественном месте. Помню, и потому на автомате придерживаюсь установленных когда-то правил.
— Ой, ну не мальчик! — смешно фыркает собеседница, проигнорировав мой последний вопрос,
— Так что ж от этого по ногам, что ль, теперь топтаться разрешается?
Цель поездки обязывает внушать доверие, потому лицо косметикой я сегодня не измазала и кажусь теперь значительно младше и проще, чем положено. Ко мне обращаются снисходительно…По-цапельному поднимая колени, переступаю через чьи-то вещи. Раскланиваюсь в извинениях, и протискиваюсь, все же, к окну. Я хочу, я должна. Глянуть в спину, перекрестить на прощание, поцеловать стекло, в котором он показывается…Дошла, глянула скрытно, и тут же была рассекречена, оказавшись лицом к лицу с Боренькой
Ах, негодник, ах, обманщик! Стоит в толпу всматривается… Родной и невыносимый. Больно!!!
— Я думала, ты ушел! — тарабаню обоими кулаками в стекло, изображая негодование. — Иди! Иди, милый! Не оборачивайся! Не могу тебя видеть! Все будет хорошо!
Не знаю, слышит ли меня Боренька, но весь мир по эту сторону стекла слышит точно. Это неприлично, конечно, до ужаса, но мне не важны сейчас никакие правила. Мы расстаемся навеки. В сотый и в последний раз. Навсегда… Итак, я окончательно решила жить дальше, а значит — жить без него. С ним — значило бы сделаться истеричкой, окончательно сойти с ума и умереть, как Марина Бесфамильная, или Камилла Клодель. А я боюсь умирать. Пробовала уже — тогда в больнице, перед операцией — не понравилось.
