Л у к е р ь я. А он уже ушел? (Вздохнула.)
О р и с я. Да, да, наверно… он и просился на минутку… Ну, так все вместе и ушли. (Испуганно.) И ребеночка одного бросили! Ой, господи! (Подбегает.) Уже зашевелился. (Поет колыбельную.) А-а-а! Люли, люли! люли, прилетели гули… (Окончив колыбельную, тихо качает люльку.)
Л у к е р ь я. Жаль мне этого прохожего… Такой несчастный! Видно, что горе скрутило да замучило его, — сгорбленный и больной!
О р и с я. И одет как нищий! В такую вьюгу и стужу еще замерзнет!
Л у к е р ь я. И как его выпустили в глухую, страшную ночь? Ох, людям чужое горе — шутка, а мне так грустно, что не простилась с ним.
О р и с я. Да ты, известно, по каждому страннику, по каждому нищему убиваешься: ты у нас такая!
Л у к е р ь я. Потому как сама на той же тропке стою… а только знаешь, сестрица, этот словно родной мне, словно говорили мы с ним.
О р и с я. И не диво: верно, не раз его видела, не раз слыхала, он же тут бывал, сам говорит, и всех знает.
Л у к е р ь я. Да кто ж он такой? Думаю, гадаю и вот-вот, кажется, ухватила нитку, а она и оборвется… даже голова болит, а на сердце точно камень тяжелый…
О р и с я. Да тебе все чего-то тяжело.
Л у к е р ь я. Ох, веселье мое давно увяло. А сегодня что-то особенно грустно, будто сердце чем сдавило, будто предчувствие какое…
Т е ж е, д е д, О л е к с а, А н т о н, б а б а, Г а н у л ь к а, Я с ь к о
Д е д (входит). А кто тут? Зажгите свет.
Ему помогают раздеться.
Л у к е р ь я (спохватилась). Сейчас… только где же спички?
Г а н у л ь к а. Вот тут в печурке… (Подает, зажигает.)
А н т о н. Ну, и перепугался, сердешный…
Б а б а. А разве не из-за чего было?
Я с ь к о. Там, мама, дядя Свирид въехал на лошадях на ту узкую чертову скалу, что повисла над пропастью, и ни туда ни сюда. Повернуться нельзя, а он только: "спасите" да "спасите"!
Л у к е р ь я. А что ж, сынок, он один, один, без помощи.
Я с ь к о. Он так кричал… Дед думал, что режут!
Л у к е р ь я. А не кричал бы, так никто б и не пришел. (Целует его.)
Д е д. Справедливо.
О л е к с а. Ну и перепугался! Я оттягиваю задок возка, расспрашиваю, как угораздило его вскарабкаться на такую кручу, а он только зубами стучит и бормочет одно: "Разбойники!" Нагнали страху! Ха-ха!
А н т о н. А я и не понял, гнались, что ли?
О л е к с а. Да нет! Пенек стоял, а ему втемяшилось, что Довбня, ну, он и давай объезжать стороной, пока не вперся на кручу.
Д е д. Понятно, водило! (Набивает трубку, сев на полати.)
