— Восемнадцать годков только и пожил. На моих руках умер, вот на этих, — дядя Иван показал на свои руки и вдруг положил их на стол и уронил на них голову с безудержным рыданием. — Жена не работает, все время при детях, — приказывал он. — Ну что еще я мог для них сделать? Как за ними еще надо было смотреть?
Его худые плечи сотрясались и, от попыток сдержать плач, из горла вырывались рыки и стоны.
Порой не так жалко бывает уходящих, как тех, кто остается жить дальше без них, взлелеянных, дорогих и любимых.
Я, конечно, знала все перипетии Колиной болезни, как и почему она случилась. И на его похоронах я вспоминала наши с бабушкой разговоры и поучения из Святого Писания об исполнении всех установлений Бога нашего, «чтобы хорошо было нам во все дни, как и теперь». И тут поняла последнее, что оставалось неясным: в этих словах говорится о сохранении того, что имеешь и чем дорожишь, с чем тебе хорошо. Будешь следовать заветам Бога — тогда и дальше будет хорошо, как и теперь. Познавать мир, не разрушая ни себя, ни его, можно только послушанием и доверием к мудрости старших.
Слово о родительском эгоизме
Многие сомневаются в том, что можно помнить что–то, происходившее во времена, когда тебе было года два–три. А я помню некоторые события и даже разговоры весьма последовательными и большими кусками, такими, которые вписываются в общую картину нашей тогдашней жизни, в нашу историю. Иначе говоря, мои детские воспоминания не фрагментарны, а лишь выборочны. Например, помню — почти от начала до конца — свадьбу Тищенко Раисы Валерьевны и Григорьева Владимира Александровича[28].
Так вот их свадьбу гуляли на два двора: у Тищенко на соседней улице и у Григорьевых рядом с нами. Помню, что в ряд с родительским домом невесты, ближе к балке, стояла колхозная кузня с большим подворьем, почти пустовавшим. И так как забора ни вокруг усадьбы Тищенко, ни вокруг кузни не было, то свадьба своими танцами заняла и кузнечный двор — там было не очень уютно, зато просторно.
Затем шумная компания, с песнями и плясками, шествовала оттуда по переулку, что против нашего двора, ведя молодую к жениху.
У Григорьевых гости отплясывали во дворе, в тесноте, а основная масса безобидных зевак скучилась на улице, за забором. Тогда не считалось зазорным приходить на свадьбу и просто смотреть на молодых, любоваться ими, не садясь за стол и не участвуя в общем веселье. Это воспринималось как нечто само собой понятное. Родители мои были приглашены на свадьбу, но отдаться веселью сполна не могли из–за меня, которая не сползала с их рук. Поэтому папа стоял в сторонке от танцующих, прижавшись к заросшей кустарниками меже, а я восседала на его левой руке и просила поднимать меня повыше, чтобы видеть весь двор.
