На закате мы с бабушкой шли к ее подруге скоротать вечер — тогда еще не было телевизоров, и люди развлекали себя тем, что собирались по вечерам в каком–нибудь приветливом доме и рассказывали друг другу небылицы и случаи из реальной жизни, обсуждали новости и строили прогнозы на будущее. Радуясь тому, что подросла и уже достаю до крон сада, я протянула руку и сломала веточку абрикосового дерева. Ясно, что я собиралась сделать, — поставить ее в стакан с водой и отмечать набухание почек, ждать появления цветов. Так тогда делали многие в соответствии с совершенно идиотской традицией, поддержание которой как бы подгоняло весну. Казалось бы, невинное дело. Но бабушка, спасибо ей, не пропустила мимо внимания это злодеяние и повела интересный разговор.
— Зачем ты ломаешь ветки, делаешь дереву больно?
— Разве дереву больно? — спросила я.
— А вот я тебе оторву ухо, — бабушка крепко вцепилась в ухо и крутанула до моего вскрика. — Тебе будет больно?
— Да-а… — сквозь скрываемые слезы призналась я.
— Вот и дереву больно. — Видя, что я не верю, бабушка добавила: — Только дерево бессловесное и сказать не умеет. На человеческую жалость полагается.
— Ему не больно, — отвратительно гундосила я в свое оправдание, не в силах понять сказанного. — Оно не живое.
— Как же неживое? Ты же вот растешь, и оно растет. Ты растешь? — бабушка остановила меня и развернула лицом к себе.
— Расту.
— А дерево растет, если почки увеличиваются? Или нет?
— Растет.
— Значит, ты растешь, потому что живая. А оно почему растет, а?
— Потому что живое, — наконец сообразила я.
— Вот. Это правильно. А живое калечить и обижать нельзя.
— Почему? — что еще более глупое может спросить ребенок?
— Потому что не ты его создала. Вот сама нарисуешь картину или сделаешь вышивку, тогда можешь уничтожать их. Это твое творение.
— А дерево кто сотворил?
— Как это кто? — удивилась бабушка. — Господь, Творец наш.
— А он хороший?
— Кто, Бог? — бабушка захлопала веками от моего невежества. — Конечно, хороший!
— А почему?
— Потому что он один.
— Как это? — если я вначале чувствовала, что мои вопросы немного озадачивали бабушку, но теперь она взяла правильный тон и уже не тушевалась. У меня появилось доверие к ее объяснениям и стало интереснее беседовать.
— Ну вот как папа и мама. Они же у тебя одни?
— Да.
— И поэтому они хорошие, какими бы ни были на самом деле. Правильно?
— Не знаю, — я сдвинула плечами, словно бабушка несла пустые речи. — Они просто хорошие.
